Неяркий свет люминесцентной лампы и отчётливый звук набираемых клавиш. Рука автоматически тянется к кружке с кофе и в очередной раз хватает лишь воздух. С усталым вздохом, Антон Сандерс снимает очки и протирает глаза, откидываясь на спинку кресла - день уже почти подошёл к концу, а количество работы так и не уменьшилось. Казалось бы, ничего необычного в этом нет и каждый сотрудник научного отдела уже давно смирился с непрекращающимся потоком информации и дел, но только…
Таким его никто прежде не видел. И вряд ли когда-нибудь увидит. Без самодовольной ухмылки на лице и привычной для всех ауры возвышенности, всегда сопровождавшей исследователя и проявлявшейся буквально в каждом его жесте или телодвижении. Без задористого огонька в заспанных и красных глазах, без величавого тона, театрально выставленной вперёд руки и саркастичного метода делать из всего мелодраму.
Вместо циничного статиста, во время вооружённого ограбления подсчитывающего количество людей, которых необходимо пустить в расход дабы опустошить обойму грабителя, сидел измождённый и потерянный странник, давно потерявшийся в дороге. Именно так он сейчас и чувствовал - отдав лучшие годы своей жизни на преследование невозможной цели, встав перед очередным тупиком и оглядываясь назад, невозможно было не думать о том, насколько всё, в итоге, оказалось бессмысленным. И, бросив взгляд на лежавшую рядом стопку бумаг, Сандерс усталым движением руки отправил её прямиком в мусорное ведро.
"Не то. Это всё не то." Собранная с десятка пилотов боевых машин информация была абсолютно бесполезной. На её основе можно было лишь вывести те или иные алгоритмы мышления и команды для бортового компьютера, в несколько раз упростив систему, однако это было самим собой разумеющимся и в пределе ожиданий. Новая система управления показала себя успешной и куда более эффективной, производство машин уже шло с учётом изменённой программы и внесённых после первого полевого испытания корректив - боевая техника ЮАР, и так шедшая в ногу со временем и не уступающая вооружению той же Британской Империи, обещала занять первое место в мире и… Это было не то. Всё это было не то. И глядя на монитор с многочисленными отсортированными и обработанными им лично данными, Сандерс запускал руку в волосы, пытаясь тем самым обрести хоть какое-то подобие покоя.
Он должен действовать. Его поджимают сроки. Новые модели, оснащённые лучшими из его изобретений, уже ждут своего часа и возможности разгромить армию противников. "Tолько кого?" - с сарказмом спрашивает он сам себя, невольно рассмешённый. Война с Британией подошла к концу и закончилась политическим союзом. Ему, Антону Сандерсу, в свете новых событий вполне может быть возвращён титул и доброе имя Леонардо Бистарио Блэкмора - именно то, чего так страстно желалось с момента побега. Да, оклеймившая его род королевская семья не будет молить его на коленях о прощении, но это ведь лучше, чем совсем ничего?
— Негоже генералу забывать о своих приближённых… - слова в пустоту, лишь сухая констатация факта. Что его это, всё же, невольно задело. Скорей всего пришлось бы от предложения отказаться, но важен сам поступок. Вот он, самая светлая голова страны, сидит запертым в собственной лаборатории отгородившимся от остального человечества, гордый в своём одиночестве, независимый в своей необходимости выполнять военные заказы ради финансирования собственных исследований, якобы занимающий важное положение, но при этом легко заменимый и не представляющий государственного аппарата власти особой ценности. И как же такой человек, так и не имевший возможности обзавестись собственной семьёй, должен принять новость о свадьбе принца Ренли и дочери Ганнибала?
— И с каких это пор ты стал таким сентиментальным, Леонардо? - знакомая ухмылка самому себе в попытке ободрить и вновь взяться за работу. Ему всего лишь нужно проветриться - как только усталость покинет разум, вместе с ним уйдут и непозволительные мысли. И что ещё, кроме как закрытый от всего остального научного отдела сектор "Зеро", способно поднять пошатнувшуюся веру в себя и свой гений?

Отредактировано Leonardo B. Blackmore (2014-07-14 05:41:49)

Мысли о выборе одного из многочисленных возможных шоу для развлечений мгновенно поднимают ему настроение. "Достаточно просто бросить всё это на анализ младшим сотрудникам - пускай благодарно грызут кость с щедрой руки своего хозяина." Незачем заставлять и мучить себя когда это могут делать подчинённые. Разве на за это им платят и вообще держат здесь? Поднимаясь со стула и растягивая затёкшие мышцы, он убирает очки со стола в кармашек белого халата, опуская пальцы на клавиатуру.
И замирает на месте, так и не отпустив заветных двух клавиш.
По спине пробегает знакомый холодок, неожиданно приятный в вызванном им чувстве беспокойства, в этой едва ощутимой дрожи в руках и словно бы сильнее забившемся сердце, ритм которого стал отбиваться в ушах, отдаваясь в каждой части тела импульсами хлынувшей по ним крови.
"Так понимаю, игра уже началась? Как всегда без приглашения." Одним движением проведённой перед глазами руки исчезло лицо уставшего странника, опустившего в бессилии голову - Сандерс словно бы выпрямляется, становится разом выше, прежде понуренный взгляд теперь источает неколебимую силу и решимость, обрамлённую в раскрывшуюся вместе с нечеловеческого вида широкой улыбкой уверенностью. Вместо подступившего к горлу смеха, в котором прозвучала бы не радость, а совершенно извращённая и неестественная форма предстоящего удовлетворения, доносится лишь короткая усмешка. И разворачивая кресло в обратную сторону, он садится, вмиг позабыв о всех своих планах.
Это обещает быть куда более интересным.
Размеренные шаги, лёгкая и непринуждённая поступь в его голове принимают облик рокового отсчёта, приближения заранее известной опасности, наваждением, гигантской волной нахлынувшим на привычное восприятие действительного, перевернувшим всё вверх дном. И когда кожа кресла испускает благоговейный стон, принимая в свои объятия хозяина, мир останавливается настолько, что собственное дыхание не поспевает за бесконечной чередой мыслей. 
...а дышит ли он вовсе?
Секунды молчания, показавшиеся вечностью. В них можно было задохнуться. И Сандерс ловит себя на мысли о том, насколько тщательно подбирает слова, насколько усердно пытается предсказать действия противника и с каким трепетом, волнующим и поглощающим изнутри, сжирающим заживо, ожидает ответного удара.
— …слышал, за левым плечом человека покорно ожидает Смерть, а за правым - взирает на него Ангел-Хранитель, - волнение - вулкан, жар которого распространился по всему телу, сосредоточившись в пальцах рук, и только многолетняя закалка позволила дрогнувшему голосу не потерять спокойствия, присущей речи расслабленности, и сокрыть присутствие охвативших эмоций. Он знает. Tот следит за каждым словом, прислушивается к каждой нотке сказанного, отслеживает каждое движение в поисках слабости и уязвимого места. Оба читают друг друга как открытую книгу, и каждое принуждённое действие тут же, незамедлительно, привлечёт внимание и станет началом конца. "Естественно. Легко. Без усилий. Иначе он заметит."
Перед ним был не генерал, общение с которым было свободным, фамильярным и даже театрально отыгрываемым; будто бы Сандерс был его личным Шутом.
— Что же увижу, обернувшись, я, Винсент? - стул с подачи опущенной на стол руки медленно разворачивается в сторону гостя. Застывшее на губах Леонардо нечто не имело ничего общего с улыбкой, даже ухмылкой, являлось чем-то настолько противоестественным, мрачным и даже не животным, что любой кто, увидeл её, невольно бы содрогнyлся. Жестокость, страсть, истязание, упоение болью, безумие, одержимость - увиденное в ней менялось бы в зависимости от воспринимающего. Он же сам выражал ей лишь радость - радость от очередной встречи со своим лучшим другом, коллегой, заклятым врагом и личным демоном.
Если взять человека и поставить против него себя же, это будет противостоянием. Если наделить их обоих извращённым от природы приобретённым садизмом, возникнет не сражение, а безжалостная расправа. Если же добавить к этому силу и веру каждого в собственное равенство с Богом…
Сандерс встретился с ним взглядом. Позади Винсента мелькнула и исчезла тень... Hичего. Лишь пустота. "Плод моего возбуждённого ума?" Но в безмятежных глазах его, казалось, мелькал дъявольский огонь.

Отредактировано Leonardo B. Blackmore (2014-07-14 05:40:35)

В словах дорогого друга спрятан известный ему заранее смысл - Винсент для него будет именно тем, во что он сам верит. Только оба они знали, кем именно тот себя преподносил и какую именно веру воспитывал в окружающих себя людях. Богоподобный образ, разрушить который не сможет в конце концов даже смерть. И Сандерс в очередной раз ухмыляется, в который раз за эту короткую встречу, прекрасно зная - там, за его плечом, никогда и никогo не было.
Пятнадцатая карта Тарот. Дьявол всё это время сидел перед ним в кресле. Безмятежно, спокойно и уверенно взирая на простого смертного, привязанного цепью, которую даже не держит рукою - люди сами надевали на себя ошейники, сами падали в бездну, сами приходили к нему и сковывали себя добровольно цепями. Всё, что он делал - это показывал самые грязные и тёмные уголки души, самые порочные мысли, так старательно ими же и отодвигаемые куда-то далеко в задворки сознания.
Только перед Леонардо тот был бессилен. Его трюки не действовали на него так же, как и собственные - на Винсента. И эта игра в отражения, по этой же причине, так ни к чему и никогда не приведёт.
Но всегда будет приносить им наивысшую степень удовлетворения, именно ту, что ничто другое не было способно им принести.
— Будут. Надеюсь, стандартное количество тебя более чем устроит, - короткий кивок красноречивее любого ответа. Глава научного отдела уже давно перешёл на эксперименты над людьми и щедро делился доступным "материалом" с другом - правительство ЮАР нашло в лице прогрессивного учёного идеальную возможность избавляться от приговорённых судом к пожизненному заключению захваченных в течение военных конфликтов врагов и отбросов общества, никогда уже не способных принести ему хоть какую-то пользу.
Как и Винсент, Сандерс сам желал поскорее разобраться со всеми формальностями, со всей обременяющей их работой и полноценно насладиться долгожданной встречей. Почему? Ответ был весьма прост. Только настолько извращённый и порочный ум, только человек такого же мировоззрения, приравнявший себя к Творцу, Создателю, считавший себя равным во всех смыслах, богоподобным созданием, был способен в полной мере воспринять его достижения. Его задумки. Его масштабные планы, неизменно ведущие к изменению всего, до чего он только был способен дотянуться.
Их мира. И оба, вдохновлённые собственным, вполне возможно что и ложным могуществом, уже давно и успешно добивaлись своей цели.
Учёный не стал отвечать на последний вопрос. Только загадочно, всё также извращённо и неестественно, улыбнулся, поднимаясь со стула. Его пальцы горели. Их обхватывал настоящий жар нетерпения. Медленный шаг, безмятежные, плавные движения, маска уверенности и спокойствия были лишь частью постановки, когда влечение завладело буквально каждой клеткой тела и толкало, толкало вперёд, словно отведённое ему время неумолимо стремилось к нулю, уходя вниз графиком стремящейся, нo никогда не способной достичь его, функции.
Дальний край лаборатории - центр театральной сцены. Сандерс оборачивается в сторону Винсента - зрителей, пришедших созерцать спектакль и в волнении ожидающих начала представления. Зал заполняет темнота, переговоры и шум смолкают, уступая место тишине и заранее заданной атмосферой мистичной загадочности. Он разводит руки в стороны, приготавливаясь, набирая полную грудь воздуха, погружаясь в роль и ощущая в полной мере предстоящую игру. Как медленно, волнующе поднимается занавес и тысячи глаз, тысячи душ, созерцающих его на сцене, становятся частью возводимого им здесь мира.
И он управляет ими, их эмоциями, их ожиданиями, их верой, убеждениями и взглядами так, как сам того пожелает, невидимыми нитями обволакивая каждое живое существо, превращая его в марионетку, куклу, которая считает себя отдельной, независимой личностью, но всё равно продолжает жить в согласии с желаниями кукловода.
Вот, что значит быть Богом. Вот, что значит стать Ему равным. И лабораторная сцена вспыхивает тысячами огней вместе с тем, как он вскидывает руки вверх, к небу - сотни дисплеев возникают прямо из воздуха, материализуются словно бы по мановению волшебной палочки, перемещаясь, мелькая, танцуя в одном только им известном танце, ритм которoго задаёт их Творец. Пальцы рук, подобно оркестровой музыке, набирающей высоту, достигающей кульминации, порхают бесчисленным множеством тончайших, прекраснейших крыльев разноцветных бабочек, едва-едва касаясь каждого из многочисленных экранов, призрачных, эфемерных, но при этом подчиняющихся малейшему проявлению воли Создателя.
Он везде. Антон Сандерс находится здесь, но при этом существует везде. В каждой части планеты, на каждом материке, в каждой стране, городе, доме и компьютере, подключённом к сети. Его глаза находятся повсюду, его взор простирается за пределы затемнённого помещения лаборатории, его разум охватывает весь мир, впитывая в себя события, людей, места, информацию - каждый вспыхнувший дисплей является окном, порталом, древнегреческим Дромосом, и они вспыхивают миллионами вместе с тем, как установленные на стенах датчики улавливают каждое движение, каждую эмоцию, каждый напрягающийся мускул лица и проявляющиеся в глазном яблоке изменения.
Всевидящее Око, Глаз Бога или просто Око Бога - название изобретения не было важно, истина состояла исключительно в сути.
И упиваясь собственным, обретённым путём многочисленных исследований, могуществом, Сандерс финальным аккордом погрузил всё во тьму. Неожиданно. Резко. Вспышкой звезды, вмиг опуская занавес прямо в середине представления вместе с тем, как зрители перестали дышать, мыслить и даже существовать вне игры актёра, настолько поглощeны были увиденным зрелищем.
Один единственный экран остался на месте тысячи других. Мерцал, словно бы приглашая к себе, в нескольких метрах от кресла Винсента. Это был его подарок. Подарок другу, раз за разом навещающему его и имевшему ту же самую цель.
Красная кнопка в центре дисплея так и ожидала быть нажатой.

Отредактировано Leonardo B. Blackmore (2014-08-26 04:52:15)