Оказавшись в положении служанки, Байерн в какой-то момент поняла, что работа в Ордене была не так уж и трудна. Там Майя знала, что делать, да и обязанностей на ней было чуть меньше. Сейчас же, ровным шагом передвигаясь по маршруту «кухня – детская – дверь у спальни госпожи», успевая проверить детей, вовремя попробовать на соль и помешать готовящийся ужин, замереть под дверью чужой спальни и прислушаться к спокойному, но немного неровному дыханию, проверяя, не проснулась ли госпожа, Байерн всё ещё сомневалась по поводу многих вещей. Чем кормить детей можно, а чем – нет? Где выучить сказки и как объяснить, что пистолет, иногда показывающийся из-под полы пиджака, нужен, чтобы обеспечить безопасность? Не поздно ли она начала готовить ужин?
Госпожа Исикава была из тех японских жён, что жизнь свою посвятили семье и долгу – уладив формальности, обговорив всё с немногословной Байерн, она уснула, едва поняла, что Майя теперь на страже её покоя. Как и должно матери. Как и должно хорошей жене. Засыпать только тогда, когда дети в безопасности, а мужа обязательно встретит горячий ужин.
Байерн же взяла на себя смелость примерить фартук, принадлежавший то ли самой хозяйке, то ли прежней прислуге, убедилась, что дети в детской, а занавески плотно задёрнуты - дабы исключить возможность снайперского огня, что госпожа Исикава мирно спит – и начала свою охрану, совмещающуюся с приготовлением ужина для детей. Фартук, повязанный по всей строгости, выглядел абсурдно – но не комично ни разу, просто смотрелся лишним. Пистолет, спрятанный сначала под полой пиджака, а теперь ещё и прикрытый плотно повязанным фартуком, можно было выхватить в любой момент. Иными словами, Майя, которая задержалась на кухне, чтобы проверить, не убежало ли содержимое кастрюли и достаточно ли воды в сковороде с тушащимися овощами, была не столько кухаркой, сколько охранницей, чего от неё и требовали изначально.
Стук в дверь не напугал её. Скорее удивил.
Но, вопреки свойственной ей излишней осторожности, к двери она подошла с половником, не выхватывая всё ещё спрятанного пистолета. Прислушалась – и голос, возвещавший о приходе полиции, красноречиво сообщил, кто именно решил посетить дом.
Майя переложила половник в левую руку, щёлкнула входным замком – но оставила цепочку, приоткрывая дверь ровно настолько, чтобы увидеть лицо посетителя. Верная своей осторожности, она выглянула в открывшуюся щель лишь спустя несколько секунд, удостоверившись, что никто не решил просунуть в приоткрывшийся проём ствол оружия, и посмотрела на полицейского спокойным, ничего не выражающим взглядом.
– Чем я могу быть полезна? – на английском Майя говорила без акцента, без иностранного выговора, потому что Джейк японский учить не собирался в своё время, пришлось перенимать язык. Снимать цепочку, пропускать гостя в дом… Даже если он из полиции, спешить с распахнутыми дверями не стоило.
В то же время она напряжённо вслушивалась, не раздастся ли где-то звон разбитого окна и крик детей.
И всё это – с тем же спокойным лицом служанки, встречающей нежданного, и от того нежелательного гостя.

Отредактировано Maya Bayern (2015-01-10 07:53:10)

Байерн вообще никогда не была свойственна поспешность в решениях. Сейчас, увидев на крыльце вполне себе обычного человека, которого иная горничная пропустила бы в дом без писка, особенно когда перед её носом повертели документами, дающими право на подобные посещения, Майя снова не спешила открывать дверь или хотя бы снимать цепочку. Она выслушала представление гостя, его должность, цель его визита, прислушалась к происходящему в доме и даже зачем-то обернулась, хотя от входной двери детскую или спальню госпожи было совершенно не видно.
– Простите. – пояснила Байерн, снова переведя взгляд на гостя. – Госпожа сейчас спит.
Для Майи подобное объяснение было исчерпывающим, но мужчине, видимо, было всё мало. Байерн же была нерасторопной (в быту, разумеется) не только в поступках, от которых не зависела безопасность (её или тех, кто был под её защитой), но и в общении, предпочитая опускать половину объяснений, оставляя только голую суть. И уж тем более она не любила пускаться в долгие объяснения – это ввергало её в какое-то особое состояние медлительности. Поэтому, между моментом осознания Майей того, что человек так просто не уйдёт, и моментом, когда она заговорила снова, прошло чуть больше времени, чем могло потребоваться обычно.
Иными словами, чуть более, чем раздражающе много.
– Не думаю, что возможно будет разбудить её, чтобы вы поговорили прямо сейчас.
Байерн в какой-то мере обрадовалась тому, что, когда постучали в дверь, она поступила, возможно, как самая настоящая хозяйка – убавила огонь на обоих конфорках до практически ничтожного, чтобы избежать проблем, если гость её задержит. Потому что уже сейчас она задержалась у двери непозволительно долго.
У неё остался последний аргумент, и именно его сообщила Майя, не меняясь в лице:
– Сейчас уже поздно, и мне лучше вернуться к приготовлению ужина. Вам лучше прийти с утра.
Она всё ещё не закрыла дверь, как могла бы поступить менее вежливая служанка.
Майе было необходимо для личного спокойствия, чтобы гость ушёл прочь, и она это видела. Крайне малый опыт общения с правоохранительными органами и сам факт того, что они отнюдь не всегда являются именно правоохранительными, заставлял её подозрительность возрасти против обычного.
То есть, Майя была бдительней чуть больше, чем раздражающе сильно.

Отредактировано Maya Bayern (2015-01-10 08:25:29)

Возможно, она была недостаточно убедительной, или же гость был слишком упрямым, чтобы их встреча закончилась победой Майи, для которой, в сущности, требовалось лишь чтобы мужчина ушёл. Немедля. Байерн ждала этого, чтобы тут же проверить детей и ужин на плите. Чтобы послушать ровное дыхание госпожи во сне. Но для начала – нужно было разобраться с промокшим насквозь представителем власти, который даже улыбаться перестал. Вряд ли потому, что понял – Байерн на улыбку не взять.
– Майя Байерн. – общаясь с людьми примерно того же мышления, что и Майя – во всяком случае, с некоторой натяжкой, представителя некоего спецподразделения можно было принять за солдата, коим являлась Байерн, можно было вынести некоторые методы понимания данной разновидности людей. Вот почему короткую оговорку про то, что человек не знает её имени, Байерн восприняла как неочевидный намёк представиться – и представилась. Увы, сказать свою должность Майя была не в силах, потому что пока сама смутно представляла, как именно её можно назвать так, чтобы мужчина проникся.
А потому молчала и слушала аргументы к тому, чтобы отойти с дороги и не мешать допросу. Да, именно допросу.
Проблема в том, что дом Киото поручил ей беречь госпожу Исикава, попутно высматривая доказательства их сомнительной связи с британцами. А потому одного внимательного человека на территории хватит.
Когда посетитель замолчал, Майя, представившаяся чуть ранее, чем это от неё потребовали, снова на какое-то время погрузилась в обдумывание своих действий. Она, по правде говоря, не была уверена теперь, что ей действительно удастся уберечь госпожу от беседы сегодняшним вечером, но от подъёма с постели…
– Мне поручено следить за здоровьем госпожи Исикава и хозяйством в её семье. – в итоге, вместо какого-нибудь короткого термина, Майя смогла произнести только эту, весьма длинную фразу. – А так же охранять душевный покой госпожи, в связи с произошедшим.
Она не могла не заметить весьма явное проявление неприязни, но, если от неё ожидали хоть какого-то раздражения, его не было – ни внутри, ни снаружи. Байерн всё так же оставалась непоколебимым цербером на страже дома, спокойным и невозмутимым. Тем не менее, ей уже было ясно, что так просто не отделаться.
Таким образом, нужно было выйти из ситуации с наименьшими потерями, коль совсем их избежать не удаётся.
– Вот что. – найдя более менее приемлемое решение ситуации, Байерн решила предложить именно его. – Поднять госпожу с постели, учитывая, что она слишком устала, а так же её состояние, я позволить не могу.
Голос Байерн был тихим, но твёрдым, без шпилек, подколок, дружелюбных заискиваний и ещё чего-то – просто спокойное объяснение ситуации, с которым придётся либо смириться, либо сломать лоб в попытке его обойти.
– Я могу впустить вас в дом на полчаса, пока я готовлю ужин и кормлю детей. Если госпожа Исикава проснётся сама за это время, никаких препятствий к вашей беседе не будет. Если же нет – вам лучше зайти сюда завтра. Вы обсохнете, согреетесь и, возможно, действительно побеседуете.
Она помолчала, давая вдуматься в её слова, и прибавила, спустя некоторое время:
– Но вы не должны пытаться разбудить госпожу сами.

Отредактировано Maya Bayern (2015-01-10 20:25:32)

Может, он и имел какие-то права, какой-то долг, но не здесь, не в этом доме. Не при таком хозяине дома – и не при Майе, что до сих пор не скинула цепочку. И, что самое главное, он до сих пор не пошатнул её спокойствие. Нужно было просто глубоко вдохнуть – неслышно для остальных, шум дождя отлично заглушил этот звук – и посмотреть на представителя власти всё так же спокойно, открыто и без признака агрессии.
Очередной явный намёк, очередная скрытая угроза. Может и напугало бы, если бы это была не Байерн.
– Вы стоите на пороге дома жалованных британцев. Здешний глава семьи обладает достаточными полномочиями, чтобы прямо спросить у принца Ренли, какое право кто-то имеет допрашивать его раненую жену, когда она только легла спать, учитывая её раны и состояние. – пояснила Майя, всё ещё не спеша открывать мужчине дорогу в дом.
Мог прямо спросить у принца Ренли. Интересно, почему мог? Что же такого скрывала за собой эта семья, почему госпожа Сумэраги решила, что Майя должна быть ящиком с двойным дном? Перед этим она уже отправляла её на подобное – взять хоть работу в Ордене, Байерн, как видно, справилась, и дело приняло новый оборот. Значит, повод у госпожи действительно есть. Принцесса Сумэраги действительно обладает редкой для её возраста проницательностью.
На самом деле, Байерн уже была готова спокойно открыть дверь, но гонор полицейского – или как его там – лишь усугубил ситуацию. Настолько, что Майя заговорила непривычно долгими фразами:
– С таким же успехом я могу сказать, что вы тоже можете оказаться террористом. – она слабо прищурилась. – Документы? Рассчитаны на горничную, на ничего не знающую женщину, а не на серьёзную проверку. Конечно, фальшивка может быть отменного качества, но удостовериться в их подлинности слабая женщина вроде госпожи Исикава не сможет – она в этом ничего не понимает. Учитывая кратковременность операции и события недавних дней, когда госпожа была похищена – вполне могли послать вот такого вот полицейского. Могли даже найти липу с историей – думаю, знаете, что это такое, но поясню – с наличием внятной легенды, родственников и даже каких-то подтверждений подлинности.
Она замолчала, выдержала, возможно, паузу для того, чтобы перевести дух, и скинула цепочку, открывая дверь.
– Я не террорист, а охрана, призванная оградить госпожу от неприятных эмоций, проблем и повторного похищения. – чётко отметила Майя, уступая дорогу внутрь. – И здесь приказы отдавать мне могут только мои господа.
Собака у ног господ.
Надёжный замок на двери.
Интересно, гордился бы ей «отец»?

Пока гость – нежеланный, но всё-таки допущенный до дома – соблюдал формальности вроде шорканья ногами по коврику, снятия обуви, Байерн застыла в прихожей, словно соляной столб, и, если бы мужчина проявил хоть какой-то признак угрозы, реакция бы последовала незамедлительно.
– Нет, служить не довелось. – Майя сообщила чистую правду, потому что скрывать ей было нечего. С момента смерти Джейка, нет, даже раньше, у неё вполне обычная биография, не без тени, но потому выглядящая по-настоящему правдивой. Вот только… вряд ли дом Киото озаботился выправкой ей какой-никакой лицензии. И всё же, стоит признать, выиграть можно с любыми картами на руках. – Разумеется. Господин Гоэмон представит вам все документы по вашему требованию – вы же не думаете, что я ношу с собой полный пакет, включая больничную карту? Я же могу только предъявить документы, удостоверяющие мою личность.
Джейка иногда несло на пространные измышления на подобные темы. Например, кристально чистая биография, если она фальшивая, вызовет большие подозрения – и ведь докопаются до правды, если захотят. Полная пачка документов на руках, как и абсолютно нерушимое алиби, подтверждаемое всеми так, будто это истина в семи инстанциях – повод для сомнений. И хорошо, если ложных, да только вот чем больше кричат о истинности чего-то, тем больше поводов усомниться. Майя своим ответом дала понять: есть, но, как нормальный человек, я с собой всё не ношу, спросите у Гоэмона, он мой наниматель.
– Для начала, прошу вас подождать. – сообщила Майя, отметив, что гость всё ещё возится с вещами, и покинула его, чтобы быстро завернуть на кухню, проверить состояние ужина, увериться, что всё в относительном порядке – и вернуться всё с тем же половником в руках прежде, чем истекли три минуты.
Успеть как раз к совету.
Если бы Майя была чуть более эмоциональной, она бы рассмеялась ему в лицо. Равенство… Не в этой жизни. Не в этой стране. Не для японки, которая живёт под британским именем и японским крылом. Нет здесь никакого равенства, люди не равны.
– Все животные равны, но некоторые животные равнее других. – проговорила Майя так, будто бы это ни к чему не относилось, поманив мужчину за собой в глубину дома. – Прошу вас не шуметь. Дети тоже были похищены, и сейчас их может напугать посторонний в доме.
Дом, чистый и полный уюта, такой, что однокомнатной квартирке Майи, которую она снимала после смерти Джейка, было далеко даже до уровня прихожей этого дома.
– Мне нужно проверить детей. – в какой-то момент Майя остановилась перед дверью детской, произнесла нечто вроде извинения, и только тогда приоткрыла дверь, чтобы увидеть играющих мальчика и девочку. А потом, будто бы невзначай, отошла чуть в сторону, давая увидеть идиллическую картину и мужчине, прежде чем снова прикрыть дверь.
Коль он так хочет найти террориста, пусть убедится, что здесь нечего искать.
– Ещё раз повторю. – тихо сообщила Байерн, остановившись перед следующей дверью. – Госпожа Акено спит. И я не смогу оставить вас наедине с ней, пока вы будете «удостоверяться в её непригодности для допроса». Любой закон бессилен, когда речь идёт о человеческой жизни.

Отредактировано Maya Bayern (2015-01-11 17:45:12)

Удивительно, но, вопреки ожиданиям Майи, гость не попытался пройти в спальню, не стал шуметь и даже не рванул в детскую. Что ж, стоило понять, что подопечные её в полной безопасности, как с лица Байерн ушла последняя напряжённость. И всё же, не вредности ради, а для полной уверенности, она мягко нажала на дверную ручку, приоткрывая дверь спальни и приложила палец к губам, призывая молчать, чтобы за тихой вознёй, доносившейся из детской, различить ровное дыхание спящей в комнате женщины.
Дверь она продержала открытой ровно столько, сколько ей показалось достаточным, снова прикрыла её и кивнула, призывая следовать за собой. Досмотр закончен, но формальности соблюсти следует, поэтому следующей целью осмотра стала кухня. Не потому, что там было удобнее беседовать и даже не потому, что в кухне сейчас было теплее, что могло бы плодотворно повлиять на промокшего под дождём гостя. Майю волновал лишь ужин, и заведя представителя власти на кухню, она сразу же встала у плиты, чтоб помешать варево в кастрюле.
– Госпожа Акено сейчас не в лучшей форме. – сообщила она, свободной рукой приподнимая крышку над сковородой, в которой что-то активно тушилось. Результат проверки, видимо, её удовлетворил полностью, и Байерн вернула крышку на место. – Я не имею никаких полномочий судить о её состоянии, но, думаю, выспавшись, она вас примет и ответит на все ваши вопросы.
Байерн развернулась, положила половник на разделочный стол и скрестила руки на груди, прежде чем прислониться к стене.
– Не поймите неправильно.
Спецподразделение, в котором был этот мужчина, было врагом Ордена. Сейчас, когда принцесса твёрдо решила встать на их сторону… Нет, ей абсолютно точно нужно было быть максимально осторожной.
– Но она женщина и мать, в той ситуации была в опасности не только её жизнь, но и жизнь детей.
Майя снова прищурилась, смотря куда-то в сторону. Понять, как сильно пострадала Акено – не физически даже, морально – ей было не под силу. Для Байерн понятие материнства было практически пустым звуком. Догадывалась, что это что-то несоизмеримо важное – да только степень важности не понимала.
– Жизнь её вне опасности, но душевное состояние… Об этом утверждать пока никто не берётся. И моё предложение до сих пор в силе – можете подождать, вдруг госпожа проснётся? А пока что… Чаю?
Радушие, пусть даже и скрытое, отсутствовало напрочь. Майя просто делала то, что предписывалось ей какими-то общественными нормами, положением служанки и прочими мелочами. Ей же самой было безразлично, уйдёт гость сейчас или будет упрямо ждать. Он не представлял опасности для госпожи – а, значит, мало её волновал.
Что до вражды его организации и Ордена, Байерн могла вспомнить лишь слова Джейка: "мы с тобой, девочка, едим из рук тех, кто нас кормит, а не сражаемся за идеалы". Британия не вызывала у неё тёплых чувств, как и идеология британцев, но проникаться ненавистью к каждой британской особи было совершенно не в духе Майи.

Итак, можно было с уверенностью сказать, что обе стороны конфликта столкнулись, порычали друг на друга, подбирая удобную точку сосуществования, и на этом их конфликт закончился. Байерн, которой теперь спокойно можно было заняться приготовлением еды, понимала, что, будучи по факту идеологическим врагом человека из «специального подразделения», может выдать себя чем угодно, что выйдет за рамки установленной роли.
– Вы не так меня поняли. – всё так же спокойно констатировала факт Байерн. – Я просто хочу, чтобы вы поняли: я просто забочусь о её состоянии. К тому же, мы нашли выход из ситуации, который устроит нас обоих.
В доме не было разделения на чай «для семьи» и чай «для гостей», не было пометок на кружках – «это для старого идиота из провинции, разобьёт – не жалко». Поэтому, удостоверившись, что приготовление ужина для детей перешло в завершающую фазу, Майя занялась чаем. Откровенно говоря, и здесь её умения, а так же вкусовые пристрастия соответствовали вкусам Джейка – британца до мозга кости, поэтому на японскую чайную церемонию гость мог не рассчитывать.
Вместо вопросов о том, сколько ложек сахара в чай нужно положить – сахарница на стол, вместе с кружкой горячего чая – молочник, ловко выхваченный, казалось бы, из воздуха. Британцы любят чай с молоком. Очень часто любят.
За стол она не села, хотя, конечно, беседа предполагает именно это.
– Ваших вкусов я не знаю. Поэтому, – Байерн кивнула на молочник и сахарницу, не закончив фразу, которая лично ей была понятна. Она вполне ясно давала гостю понять, что чай "доводить до готовности" придётся ему.
Казалось бы, приличия соблюдены, но на лицо Майи ровно на мгновение набежала тень. Интересная личность? Что ж, было бы неразумно полагать, что она так легко отвертится. Но сейчас разговор, при всём внешнем приличии зашёл в опасную фазу.
Байерн мысленно приказала себе сохранять спокойствие.
– Я не самый лучший собеседник, мистер… – она на секунду задумалась, припоминая имя мужчины. – Лайтинг. Если у вас есть вопросы, то я постараюсь ответить на все те из них, что не переходят границы.
Главное сейчас – не волноваться, не дать заподозрить себя. Просто горничная. Просто охранник. Странное сочетание, но у влиятельных свои причуды. Каприз главы семьи.
Не наёмник дома Киото.
Не замечена в связях, порочащих британца.
И на её допрос никто ордера не давал.

Отредактировано Maya Bayern (2015-01-12 10:11:45)

При всей абсурдности ситуации – фактический враг, мило распивающий чай, в который Майя могла бы засыпать пару ложек стрихнина, будь бы он у неё под рукой – Байерн не собиралась причинять «гостю» хоть сколько-нибудь вреда или выудить у него информацию. Для неё достаточным в данном случае было лишь сохранить инкогнито. Конечно, любой другой, будучи чуть более идеологически настроенным, тут же бы обвинил её в трусости. Но было сразу несколько причин такому её поведению.
Например, слишком явное определение круга подозреваемых, если жизни и здоровью данного человека будет нанесён непоправимый вред. Попытка расспросить его о том, что не должно интересовать человека в её роли – тоже лишний повод для подозрения. Пожалуй, самое полезное, что могла узнать Байерн, не ставя под угрозу свою конспирацию, – так это имя и лицо, вкупе с принадлежностью к стану врагов. А коль узнала, то и ничего более ей не требовалось.
Майя кивнула на вопрос о главе семьи – снова некоторая осторожность. Чем больше скажешь, тем больше может быть сказано лишнего. Кивок можно было понимать как угодно, а вот если пуститься в пространные объяснения, что у него много работы каждый день, что он занят и так далее – кто знает, сколько лишней информации она может выдать этому человеку?
Себе она чай так и не налила, всё по той же причине: не хотела давать повода для слишком душевной беседы. Итак, список тем, которые могут попадать под границы, что ж…
– Нет, но до определенных пределов. Нет. Да. Да. – невыразительно перечислила Байерн ответы на каждый вопрос, касающийся отдельной темы. – Боюсь, рассуждать о политике и неравенстве должны лишь те, кто может что-то в этом изменить. Для остальных это лишь пустое сотрясение воздуха.
Или опасное сотрясение воздуха, если подумать.
Как ни крути, Британия слишком много у неё отняла в своё время.

В какой-то момент Майе захотелось искренне поблагодарить Джейка за то, что он в своё время отнёсся к «приобретению», подобранному на поле боя, с философским наплевательством, решив, что это не ему надо к ней приспосабливаться, а ей к нему. За то, что знал, с какой стороны вкуснее кормят и фактически дал ей выбор – Япония или Британия, обоим она сошла бы за свою. Она выбрала первую, но даже европейский выговор, европейские манеры и лишь отдаленно напоминающая азиатскую внешность сыграли ей на руку не раз. И, что самое главное, сейчас.
– Я – самый обычный человек. – пояснила Майя. – И желания у меня простые. Мир, если не во всём мире, так хотя бы там, где я живу. Работа, дом, достаток – ничего особенного, в принципе. Если появятся дети – то, как любая мать, я бы хотела не бояться за их жизнь, отправляя их в школу. Политика и высшие круги общества от меня так же далеки, как Одиннадцатый сектор от Антарктики.
Она почти не врала. Даже сказала каплю правды – ту самую, что несколькими днями ранее говорила госпоже Сумэраги: ей просто хочется прекращения кровопролитной войны. И не позорным миром, не уступками обеих сторон. Британия должна была отказаться от притязаний на японские земли, их и так слишком мало. Вот ради этого прекращения и стоило воевать. Стоило сейчас стоять на этой кухне, чтоб вызнать чуть больше для дома Киото. Стоило умереть, если так сложатся обстоятельства или будет на то воля госпожи Сумэраги.
Воевать ради мира – абсурдно.
Воевать ради возвращения свободы – единственно правильный путь.
– Мне незачем враждовать с госпожой Исикава и её семьёй. Я ем из тех рук, которые меня кормят, не пытаясь их укусить.
Как же хорошо у неё получается перемешивать правду с ложью. Жаль, что собственный характер не позволяет ей поверить в существование ада или рая – она была бы рада, если Джейк увидел бы её сейчас. Он, конечно, не стал бы её хвалить или даже улыбаться, но сам факт того, что он увидел, как хорошо её воспитал в своё время, доставил бы Байерн неописуемое счастье. Вот только нет никакого ада или рая.
Показать себя человеком, склонным к пустому соглашательству… Что ж, сейчас это конспирации ради – но где-то в глубине глаз Байерн залегла тень печали. Не этому человеку рассуждать о мире – это не странно даже, как он сказал. Это преступно. Он на земле, принадлежащей нации Майи. Он на кухне японцев, пьёт чай, купленный японцами и заваренный руками японки. Говорит о том, что Байерн уживается с ними так мирно, не зная, что её сюда послали другие японцы, которым интересно, из каких рук ест эта семья. А эта семья, наверно, искала всё тех же простых вещей – спокойствия за детей и мирного неба над головой. Он говорит о законе, установленном войной и по праву сильного. О долге британца. Он даже имеет право насаждать данный закон насилием.
И говорит о мире.
Смешно.
Да только Майя не смеётся, всё так же спокойно смотря в сторону.