Охранник в военной униформе цвета хаки загремел небольшой связкой ключей и, отыскав нужный, вставил его в замочную скважину тяжёлой металлической двери. Франциско сверился с часами. У него есть примерно два часа до начала важной бизнес-встречи. Можно было бы и отложить этот разговор с пленной, но желание ликовать от своего первого кулинарного успеха в приготовлении блюда с экзотическим названием «Месть» пересилило и ждать больше бразилец не хотел.
— Я пойду один, — сказал Диаз охраннику. — Стой тут и никого не впускай. Не думаю, что с теми харчами, которые получает девчонка, она сможет противопоставить мне что-то серьёзное.
Охранник кивнул и в сопровождение характерного скрипа и металлического лязга открыл перед гением преступного мира дверь в мрачный подвал, где томилась светловолосая графиня. Так хочется сказать принцесса. Но это далеко не детская сказка. И нет никаких шансов, что кто-нибудь высвободит её отсюда.
Диаз сделал несколько шагов во тьму бетонированного подвала, где было довольно тепло и сухо. Бывшее убежище на случай бомбардировок, как-никак. Заброшенное, но оприходованное людьми Диаза под свои нужды.
Бразилец нащупал на стене выключатель. Под потолком вспыхнула обычная лампочка на 60 ватт.
Прекрасный цветок в грязной, помятой одежде, предстал перед Диазом прикованным к металлической трубе наручниками. На запястье девушки, несмотря на то, что прикованную руку меняли раз в сутки, образовались красные следы. И взгляд невольно приковывал к себе уже довольно заметный живот, где уже несколько месяцев как теплился огонёк жизни.
— Пламенный... — мрачно сказал Диаз на выдохе, наклоняясь к девушке и глядя прямо в её глаза недобрым взглядом. — Привет. У тебя, должно быть, есть некоторые... Вопросы. Кто я такой... Зачем ты здесь...
Диаз выпрямился и сделал несколько шагов, повернувшись к стене, а затем снова обратил свой взгляд на девушку.
— Что ж, ты имеешь право знать. Спрашивай всё, что интересует. Но для начала...
Диаз закатал рукав своего пиджака и обнажил предплечье, продемонстрировав Аннет татуировку с черепом в сомбреро — именно её контуры исказили небо над Нео-Токио три месяца назад.
— Узнаёшь?

— Ты меня расстраиваешь, — обречённо вздохнул Диаз. — Мне пришлось такую краудфандинговую компанию в 11 секторе провести, чтобы найти людей, которые попугают тебя и твоего мерзкого папашку...
Он шумно, недовольно вздохнул и артистичным жестом поднял голову, обратив взгляд на потолок. В голове пронеслись страшные картины прошлого. Как огонь жадно охватил тело его матери, отца, младшей сестры... В голове пронеслись предсмертные крики жуткой агонии тех, кто был ему дорог, что вновь и вновь возвращали Диаза в тёмное прошлое, которая болезненным осколком торчала из сердца, что не давала фантомной боли оставить его. Боль пронзила мозг. Призраки прошлого снова вернулись к нему.
— Ради справедливости, — сказал Диаз, снова посмотрев на несчастную девушку, которую ему было ничуть не жаль. Да что там — Диаз её и за человека не считал. Для него Аннет была лишь средством достижения цели, не больше. — Ты слышала пословицу о том, что взмах крыльев бабочки в Бразилии вызовет торнадо в Пендрагоне? Но что будет, если опалить крылья этой бабочке, а она и не бабочка вовсе, а феникс, возрождающийся из пепла?
Мужчина сел на одно колено и схватил девушку за плечи.
— Каждому воздастся по грехам его. И за свои грехи твой отец ответит сполна. Огню он предал родителей, сестру и принёс в мою жизнь боль, которая теперь окутывает каждый миг моего существования. Семнадцать лет я ждал отмщения, каждый день приближая сладкий час, когда Ричард Хэнгроуф будет страдать. Ведь у каждого есть свои слабости, верно? Но...
Диаз безнадёжно склоняет голову.
— Моя рука не поднимется на то, чтобы причинить боль тебе, — он выпрямляется и засовывает руки в карманы. — И твоему ребёнку. Ты британка. И я ненавижу тебя. Но больше, чем британцев, я ненавижу лишь бессмысленную смерть. Ту, которая поглотила мою семью. Даже британец должен умереть достойно, иначе огонь не примет в себя его душу.
Диаз глубоко вздохнул, чиркнув зажигалкой. Синеватый огонь вытянулся вверх.
— Ты умрёшь... Но тогда, когда придёт время. А пока, давай оставим сообщение твоему отцу, — убрав зажигалку в карман, Франциско вытащил из пиджака телефон и, сдвинув крышку, защищающую объектив и заднюю панель, произнёс:
— Улыбнись. Ведь такое счастье для отца — видеть улыбку своей дочери, — и тут он срывается на крик. — Вот только жаль, что мой отец никогда не сможет увидеть, как улыбается моя сестра!
Он делает снимок Аннет и убирает телефон прочь.
— Будьте вы прокляты, Хэнгроуфы, — хорошо слышным шёпотом говорит он.