Ловит ласку его рук и поцелуй губами со свойственной ей робостью, пытаясь отстранится, избежать, дать себе хоть немного времени на раздумья. Перерыв был необходим как воздух, что так быстро кончался в слабых легких под натиском страсти альфы. Поглощенная этими необычайно яркими чувствами, Вивиан даже не успела вздрогнуть, услышав его обещание - столь желанное любой омегой.. и столь пугающее.

Тихо жужжит молния платья, когда Алан тянет замочек вниз. Омега опускает глаза, прячет волнение под пышными ресницами, но частое дыхание и вздымающаяся грудь выдают ее желания, а с губ, накрытых его губами, срывается тихий, больше похожий на выдох стон. Альфа сжимает ее столь сильно, словно она все еще пытается ускользнуть, но Вивиан, напротив, открывается, доверчиво позволяя все. Все, чего он захочет..

Все.

Боль становится ей за то наградой, пронзая левое плечо возле ключицы. Вскрик выходит непроизвольно, распахиваются глаза, Вивиан дергается, упирается ладонями в грудь и плечи альфы, стремясь оттолкнуть. Он не щадит ее, делая все решительно, грубо, не отпуская из своих объятий. Зубы сдавливают кожу и плоть, силой оставляя на плече омеги саднящую рану. Метку.

- Перестаньте, - умоляет Вивиан, по щекам которой вновь побежали слезы. Никто и никогда не причинял ей столь ощутимую физическую боль. Ей хотелось закричать, но вместо этого сжала губы, тихо хныча. - Мне больно, - но разве остановит это альфу?..

Боль отрезвляет, а вместе с пониманием, что именно сделал Алан, хочется горько плакать - от стыда. Как сможет показаться она на глаза Микелю с меткой другого альфы? Как выйдет в свет, если в запах ее вплетутся нотки металла и змеиной кожи?..

..И как воспримет это отец?

Последнее встревожило ее больше всего. Она может не видеться с мистером Линдтом несколько недель, может не появляться на публике, сославшись на болезнь, но избежать укора в глазах отца она не сможет. Он отругает ее за неосмотрительность, снова сменит ее охрану, наложит еще больше ограничений... Разговоры о ее поведении станут самыми частыми за завтраком и во время чая. Но не разговоры, не упреки и не запреты пугают Вивиан. Его разочарование в дочери, в очередной раз не оправдавшей его надежд, забывшей о воспитании в угоду желаниям тела.

Дрожащей рукой она накрывает место укуса сразу же, как только мистер Айрленд разжал клыки и отстранился от ее плеча, а другой - прячет заплаканные глаза. Неужели история с Беном совсем ничему ее не научила? - корит она саму себя, и в голове звучит голос отца, произносящего эти слова. Как могла она?.. Как?

- Я хочу домой, - хнычет она, поджимая губы. - Отпустите, прошу вас. Вы и так...

Сбивается со слов, плачет, пытается вырваться, словно забыв вовсе о том, как сама готова была забыться в его объятиях. Не хочет этого тепла, винит саму себя, сжимает ладонью плечо. Нервно думает о платье - как ей застегнуть его самой?.. И спрятать, спрятать позорный знак над левой ключицей - ажурная вязь рукавов платья не скроет ее бесчестья, и ни белый полушубок, ни самое плотное платье не сохранят секрет, ведь совсем скоро она будет пахнуть иначе.

Надо уходить, бежать скорее. Раньше, чем закончится концерт, чем станет вокруг так много людей, что скрыть произошедшее станет невозможно. Ее глаза - покрасневшие, опухшие от слез, непременно выдадут произошедшее, даже если не заметит никто метки и не почувствует запаха. Даже если мистер Айрленд оставит ее одну. Домой. Только туда, к отцу. К разочарованию и покою.

- Хватит, я прошу вас, достаточно, довольно, - навзрыд, дрожащими губами. - Отпустите меня.