И Винафрид смотрит, украдкой вылавливая раз за разом взгляд лорда-чайки - не менее заинтересованный, чем ее собственный. Семеро, что же она делает? Старшая Мандерли сама себе не хозяйка и словно в бреду мечется между воспитанием и чувствами - злостью в большей степени. Он лгал ей - в лицо, нагло и нахально усмехаясь. Винафрид помнит ясно и живо: улыбка с губ Стеффана из Сумеречного Дола не сходила вовсе, а значит все это время он смеялся над ней и лицемерил.

А теперь смеет продолжать улыбаться. Разгневанная леди красна и выглядела бы смущенной, если бы не сверкающие в ее очах яростные молнии. Едкое замечание сестры приходится в самый раз - Винафрид нужно взять себя в руки и вспомнить, кто она и какой миссии служит.

Лорд Сангласс нужен лорду Виману и Королю Севера. Этот пройдоха необходим всему Северу - и леди должно придержать язык. И - видят Семеро! - она придерживает. За столом Винафрид молчалива, слушает мужчин и изредка переговаривается с сестрой. Разговор лордов ее будто бы и вовсе не трогает - что взять с легкомысленной кокетки, знакомящейся на улицах Белой Гавани с заезжими моряками? Но на деле - предельно внимательна, впитывая всякое слово. Дедушка слишком потрудился над ее воспитанием, чтобы шквал эмоций, какими бы они ни были, помешал ей здраво рассуждать.

Всматривается она и в лица мужчин из свиты Сангласса. Есть ли здесь те, кто был в трактире вместе с лордом-чайкой? Те, кто мог бы узнать ее наравне с ним. Винафрид не узнает, но ни в чем не может быть уверена - тех людей она видела лишь однажды, и многих вовсе со спины. В любом случае, ни один из них не выдает ее тайны, а гордая леди уже готова отправить их всех к Неведомому, дабы так и оставалось до самой вечной зимы.

В отличие от жизнерадостной и веселой Виллы, не стесняющейся изредка встревать в разговоры мужчин и получать один за другим недовольные взгляды матушки, Винафрид молчалива - и аппетита у нее тоже нет. Едва тронутое мясо остается перед ней, а голова волнительно плывет - не то от гнева, не то от испитого вина. А тем временем не утихают гулкие голоса и смех. Чертого Водяного наполнен необычайной живостью, и Мандерли уже и не вспомнит, пожалуй, как давно в последний раз здесь было так шумно. После вести о пленении лорда Вилиса - любимого отца и сына - в Новом Замке было безрадостно.

Наконец, затянувшееся застолье подходит к своему завершению. Винафрид не без недовольства замечает, что лорд-чайка приглянулся ее деду - но удивляться тут, конечно, нечему. Он обаятелен, остер на язык и умен, и даже наперсница лорда Вимана не может не заметить твердой осанки и колкости взгляда - таких, какие должно иметь лорду и командиру. Такие, каких не было в нем в день их первой встречи, и Винафрид злится по новому кругу - теперь уже на себя, что не заметила черт, очевидно указывающих на его происхождение. Дедушка не допустил бы подобной ошибки - равно как и она не должна была.

Вилла сбежала одной из первых - пока ей не досталось от матушки и септы, не ставшие позорить юную леди публичным выговором, но откровенно недовольных ее поведением. Сидевшая тише воды Винафрид гнева матери не удостоилась - и на правах младшей хозяйки Замка вместе со служанками отправилась показывать гостям их комнаты. Только теперь она вновь заговорила с лордом-чайкой - но сдержанно, манерно, лишь отвечая на вопросы об устройстве Нового Замка. Им ведь еще потребуется найти обратный путь? Хоть бы и на свои корабли, - со злостью думает Винафрид, не теряя милейшей улыбки.

Разумеется, последним остается лорд Сангласс. Мандерли сердится и с этого - хотя сама вела процессию таким путем, чтобы иметь возможность переговорить с ним с глазу на глаз.

- Дальше я сама, - прогоняет Винафрид настоящую Вилену - ту, что вечно помогает сестрам Мандерли. Ей не нужны лишние уши - хотя, верно, половина Замка уже скоро будет гудеть. И не сказать, чтобы слухи не заботили леди. Шорох шагов служанки стихает за поворотом, а Винафрид замирает напротив покоев лорда Сангласса, совершенно не намереваясь туда входить.

- Вы солгали мне, - хмурится она, улыбка сходит с миловидного личика - словно волной с берега смыло песчаный рисунок. Винафрид не переходит на крик - лишь шепчет вкрадчиво и тихо, но в глазах ее бушуют молнии.

Дедушка слушает ее, но не слышит. Винафрид горько – то, чего она боялась увидеть в будущем муже, замечает за собственным дедом – и, видят Семеро, это нестерпимо обидно, и старшая Мандерли замыкается в себе, пряча уязвленные чувства.

Она молча слушает слова деда, и лицо Винафрид при этом недвижимо, пусто. Леди так скрывает – и одновременно демонстрирует – боль. Принимает чашу с вином, но не касается напитка, словно он мог быть отправлен. А он и есть – предательством деда, его нежеланием слышать внучку, наперсницу. Ту, кто во всем подражала ему, кто равнялась на него, кто считала его эталоном ума и мудрости. Кто надеялась, что муж ее будущий будет таким же... внимательным.

Но нет, все идет крахом и катится к Неведомому. Южане, помолвки... Поразившая Белую Гавань хворь. Она готова принять, проглотить все – но он отнимает и последнее, что было – гордость северной леди. Лорд Виман сминает ее волю своим злым предостережением, и если до этого момента Винафрид лишь хмурилась, то теперь она поджимает губы, бледнея от гнева.

Винафрид Мандерли гнется – но не ломается. И она много сильнее, чем думает ее дед, решивший разрушить единым махом все то светлое и теплое, что было между ними.

– Может быть сразу к Молчаливым Сестрам, мой лорд? – Звонко цедит она, вскидываясь, вздергивая подбородок, едва сдерживаясь от желания плеснуть в лорда Вимана вином – или хотя бы к его ногам. И обращение – до мурашек формальное, хлесткое как пощечина… и полное бессильной злобы. Она подчинится лорду Виману, хозяину Белой Гавани, но не простит этой его угрозы. – Вы учили меня быть умной и внимательной, не терять головы ни от событий, ни от собственных эмоций – но сами же печетесь о своих страхах, игнорируя нужды нашего Дома, – Винафрид не повышает голоса, но в тоне ее слышна такая ярость, какой не передать никаким криком. Тихий, отчаянный крик женщины, пытающейся достучаться до своего лорда-деда. – Такого будущего вы желаете для меня и дальше, мой лорд? Вы желаете, чтобы я бежала от всякой опасности, оставляя за спиной родных и любимых? Чтобы склоняла голову под угрозой лорда-деда или лорда-мужа? Чтобы подчинялась воле мужчины, зная, что он принимает неверное решение?

Винафрид едва касается губами вина и терпкой горечью оно оседает у основания языка. Нет, она предпочла бы обычной воды. Шагает навстречу деду стремительно – и обходит его с боку, чтобы просто поставить кубок на стол.

– Вы для этого растили меня и учили, дедушка? Чтобы будущее Белой Гавани шло против интересов своих же людей? Чтобы собственная жизнь была важнее и дороже жизней наших вассалов? Чтобы моя жизнь оказалась вдруг дороже твоей? – Тон ее становится все мягче и теплее. Винафрид замерла у стола, опустив бледное лицо, в глазах и голосе ее стоят слезы, но щеки ее сухи. Северная леди не заплачет, а слабину проявит лишь для того, чтобы одержать победу. Гордые северянки умеют принимать непростые решения – вот только их гордые мужья, отцы и деды не желают этого видеть.

– Ты хочешь, чтобы я пошла против себя. Чтобы предала все, чему меня учил ты, – глухо, но четко говорит она, оборачиваясь. Упрямый и требовательный взор – глаза в глаза, и если страх еще не ослепил лорда Вимана, то ему непросто будет выдержать ее взгляд. – Вели заковать меня в цепи, коль так. Вели сковать мое тело, потому что сломить мой дух не удастся даже тебе, дедушка, и если ты решил ступить на этот путь – то это твой единственный способ выставить меня из родного дома.

Да он… потешается!

Это веселье сквозит во всем: во взгляде и улыбке, в шутовском поклоне и нарочито изящных жестах, в малейших интонациях и точно выверенных словах. Он что, узнал ее еще в Белой Гавани и готовил эту речь? О, Семеро, конечно же не мог – откуда бы ему знать, какой норов у сестер Мандерли.

Но от этого веселья сводит зубы. Глаза Винафрид становятся шире от гнева, а дыхание учащается. Она и не вспомнит уже никого такого, кому настолько сильно хотелось бы влепить хлесткую, звучную пощечину. Но леди Мандерли держит себя в руках, понимая: улыбка лорда-чайки от того станет лишь еще шире. Ударить его – да даже замахнуться, показать желание сделать это, – значило бы поддаться эмоциям, а как следствие – проиграть ему в этой игре из колких взглядов и едких слов. В этой войне.

Воцарившаяся тишина разрывается звонким, мелодичным смехом. Беззлобным, искренним, чистым – так, словно смешнее шутки леди Мандерли в жизни еще не слыхала. Обезоруживающее ее веселье смягчает черты лица и даже в уголках глаз не остается ни намека на раздражение.

– И вы правда во все это верите? – Отсмеявшись, спрашивает леди. Ее голос по-прежнему смешлив и беззаботен, но в тоне проскальзывает насмешка – ответная, под стать его поклону. – Великолепен, вот это все, – Винафрид изящно ведет ладонью, как бы обводя лорда-чайку невидимым кругом. Она все так же смеется, широко улыбаясь. – Самомнения вам, конечно, не занимать.

Винафрид кивает этой своей мысли, и прищуренный ее взгляд становится чуть хитрее: она и не скрывает удара, что пытается нанести мужскому самолюбию.

– Чересчур откровенная провокация, лорд Сангласс, – говорит леди почти серьезно. Быть может на иных девиц и подействовало бы, но Винафрид Мандерли – упряма и обладает самомнением не меньшим, нежели лорд-чайка. И какому-то мужчине она уж точно не позволит влиять на свои решения – ни назло ему она поступать не намерена, ни удовлетворять его просьбу. Леди тянет улыбку, и во взгляде ее ясно читается: она сама решит и в советах приезжего лорда не нуждается.

В отличие от Севера и его будущего флота, судьба которого полностью в руках этого человека. И ей, молодой и красивой леди, впору бы обхаживать гостя Белой Гавани так, чтобы никогда в жизни он и не помыслил о предательстве, чтобы прикипел душой к Северу настолько же, насколько проймет его сердце леди Мандерли.

И она могла бы. Может и сейчас, но слишком злит ее прищур серо-голубых глаз. Прогибаться перед ним, строить из себя легкомысленную дурочку – поперек гордости. Перед кем угодно, но не перед лордом-чайкой, что смотрит с такой наглостью. Его вызов она принимает с достоинством и… охотой.

– Попробуйте аккуратнее в следующий раз… Вы способны? – Дерзит леди без смущения.