Дисклеймер: Этого не может быть, потому что не может быть никогда. И да, мне стрёмно быть первой.
Революции - это очень плохо.
Усидела на двух стульях - русская и одновременно британская принцесса.

---

Российская Империя терпит поражение, охваченная внутренними распрями, императорская семья исчезает в дворцовых переворотах, мир снова подчинён Британии, а Гиасс Леи позволяет ей стирать память людей.

«Сколько я вижу и сколько судить могу, вся суть русской революционной идеи заключается в отрицании чести»

Когда дворцовые двери закрываются, Рэя, следующая за ней молчаливой тенью, подаёт ей руку и помогает идти дальше, несмотря ни на что. Никто не следит за ними, но догадаться, что Рэя будет держать её на всей протяжённости пути до её покоев, в общем-то, несложно.
Лея – принцесса, которую насильно сделали таковой.

Российская Империя пала, прежней императорской семьи больше не существует, а у них, Иствиндов, есть дворянское звание, и они родом из Британии, и они, вот чудо, были достаточно близки с императорской семьёй, чтобы попасться на глаза тем, кто искал новых куколок. Там, в Британии, потомки Лии Иствинд немало потрудились на благо сильнейшей Империи, так, что облагодельствовали даже этих, заблудившихся Иствиндов. Их прощают за неведомые грехи, ставят во главе, пока будут править те, кто на самом деле умеет дёргать ниточки. Им даже благодарны – это их переворот ослабил Империю, сделал её добычей. Лея – принцесса без короля и королевы, потому что её родители погибли во время переворота, а дед не дожил до этого позора. Есть её двоюродная бабушка, Лия Иствинд, приехавшая из Британии и счастливая уже от того, что её жизнь в качестве родственницы изменника закончилась. Она счастлива и немного в маразме, ей нравится быть императрицей. Дряблую шею обтягивают бриллиантовые нитки, под старческий зад подложена подушка – Лия Иствинд сидит на троне, её двоюродная внучка – стоит рядом. Рэя охраняет их обеих, она теперь официально бастард.
Рэя плачет каждый вечер, вспоминая события двухлетней давности.

– Знаешь, я правда верила, что мы сможем сделать страну лучше. – говорит ей Рэя как-то вечером, уткнувшись в её колени.
– Я тоже. – шепчет ей Лея, гладя сестру по волосам. – У меня не вышло.
Рэя всхлипывает.
Они – куклы, которым предоставили шанс выжить, но обязали плясать согласно ниточкам. Принц Алексей мёртв, принцесса Александра – тоже, принц Павел пропал без вести – Рэя помогла ему, но не смогла спасти, а теперь не уверена, что он не вернётся, чтоб выстрелить ей в лицо в награду за такую помощь. Их игра в революцию привела к тем последствиям, каких не должно было быть. Они загубили страну окончательно, вечную жизнь таким предательницам. Кто-то наверху веселится, видя фальшивую принцессу и её бастардную сестру.
Лее чертовски не идёт платье.
Рэя таскает с собой сломанную парадную шпагу, подаренную принцем.

Лее снятся кошмары, она просыпается от собственного крика и долго трёт глаза, разрываемые болью. Она знает, что это такое. Теперь знает. Но не видит этому применения, кроме того, что уже сделала. Грош цена её знанию, если ничего нельзя сделать даже с этим. Смешно, что, не будь принцессой, она бы применила это куда как лучше.
У Российской империи теперь всё будет хорошо – война закончена, виновные наказаны, власть изменилась (что до власти людям простым, коль теперь им можно не бояться войны?). Теперь они пойдут в светлое будущее по дороге, вымощенной сакурадайтом. Они даже без номера – слишком величественна новая британская колония. Британия знает, что эта страна может взбрыкнуть так, что подомнёт даже их, а посему не даёт им повода брыкаться. Это будет союз, основанный на расчёте и добре.
– Добро восторжествовало, – вздыхает Лея, смотря в лицо британскому послу, который подсовывает ей бумаги на подпись, потому что императрица немного в маразме и не может этого сделать сама. – Кто победил, тот и добро.

–  «Вдобавок, видишь, я пока еще много разговариваю. Знак, что я недостаточно умудрилась. Благовеличие достигается молчанием», – читает Лея вслух, пока отчаявшаяся Рэя слушает её, не говоря ни слова, – «Но я разговариваю так много, потому что здесь ты, а тебя следует вразумить, если я вразумляю подсолнухи, почему мне не вразумлять тебя?»
Рэя смотрит на неё пустыми глазами. Кажется, ей плевать на подсолнухи.
Сердце Рэи находится рядом с тем, кого она не смогла защитить. Впрочем, его она не любила, просто верила ему. Эта вера держит её в живых, потому что тех, кого она любила, она уже не помнит.
Не найдётся такого подсолнуха, что сможет осветить её жизнь заново.
Лея трёт глаза и горько смеётся, всё ещё ища применение тому, что у неё есть.

– Мы наконец-то их поймали. – сообщает ей военный, тоже британец, пока они спускаются по каменной лестнице.
– Что с ними? – спрашивает Лея встревожено.
– Живы. Почти все. Но здесь только их вшивый комбат. – британец гремит ключами, распахивает перед ней дверь, и Лея входит в темноту, где её придворное платье смотрится как баян у козы.
Лицо мужчины, запертого в тесной камере, искажается от узнавания, когда он видит, кто пришёл к нему.
– Крестовский, Крестовский. – грустно вздыхает Лея.
– Ветерок, – смеётся бывший командир – одного зуба в его улыбке не хватает – плюётся кровью.
– Били-то зачем? – спрашивает Лея у охраны, будто её это волнует.
– Сопротивлялся.
Крестовский смеётся, заходится в кашле, надрывается, а потом плюёт на её узорчатую туфлю, которую с трудом подогнали под её размер.
Благовеличие достигается молчанием.
Крестовский не знает, ненавидеть её или нет. Ему от этого плохо, и он ждёт ответа от бывшего ветерка.
Лея молчит, зная, как применить то, что у неё есть.

Это называется «гиасс», перевранное и исковерканное «гейс» - обет, клятва. Лея не давала никаких клятв, кроме любви к небу, но её связали каким-то странным обетом, и пообещали возможность подарить облегчение любому человеку.
Это уничтожит память об одном-единственном человеке, скрытую в сознании другого человека – или людей, как повезёт. Память, не терпящая пустоты, выдумает что-то другое, но горечь утраты стихнет.
Когда она применила это на Рэе, чтобы та забыла брата, убитого во дворце, у неё получилось. Получится и сейчас.

Благовеличие достигается молчанием.

Она наклоняется к Крестовскому, прикованному к стене, накрывает его щёки узкими ладонями, шепчет всего одно слово: «забудь». Глаза жжёт, птицы внутри вырываются наружу, выжигая память о ней.
Ветерка больше не существует. Она никогда не была у Красноплечих. Она не была его другом, и не пыталась вытащить его из той тьмы, в которой он оказался. Лея Иствинд уходит из его памяти, как гостья, пришедшая на минуту.
Он никогда её не видел.
Однако, память не терпит пустоты и противоречий – сейчас она перед ним, но он знает её только как ставленницу ненавистной Британии.
– Убери руки, британская сука, – цедит сквозь зубы Крестовский, а Лея молча улыбается.

– Я запрещаю их казнить. – говорит она британцу. – Я этого не хочу. Имею право, вы знаете? Пусть сидят в тюрьме. Пусть их убедят перейти на нашу сторону.
Британец настолько явно уверен в её тупости, что даже не спорит, что это невозможно.
Лея хочет спасти хоть кого-то.

Если бы у неё была возможность оказаться перед всем народом империи, она бы заставила ЭТО сжечь их память о ней. Этого ей не дадут. Жалко.

Она находит Рэю в своей спальне – сестра лежит, раскинув руки, на её лбу красной точкой отмечено место, поцелованное пулей, а на губах играет улыбка. Лея знает, кто стоит за занавеской.
Гиасс быстрее пули, но зачем, если она и так задолжала этому человеку больше, чем может отдать?
Чёрный пятачок дула смотрит ей прямо в лицо. Лея упрямо молчит.
Бывший принц нажимает на курок.

Dixi.

Отредактировано Leah Eastwind (2016-06-25 09:41:06)

AU.
Тянцзы 13 лет как в каноне, никаких моих изменений (психологического развития и юношеских кризисов) нет.
На ядерное оружие не наложен мораторий, в следствие чего события канона и ролевой привели к гораздо большему напряжению в мире.
Пафос =_=
___________________________________________________________________________________________________________________

Мир умирал.
Казалось, что тлен проглядывал даже сквозь огромный телеэкран, сквозь яркие цвета лениво переливающейся плазмы, сквозь величественные и плоские буквы, знаменующие трансляцию общемирового саммита. Картинка фальшивого благополучия, участия, готовности к действию и созиданию. Гладкие ухоженные лица, нарочито обеспокоенные взгляды. И слова, слова, бесконечные цифры и термины, неустанные предложения и прения, льющиеся так обильно...
...ведьма мягко утопает в глубоком крeсле перед экраном.

- Ты веришь им? - она лениво тянется, словно кошка, разминает локти и колени. Её собеседник молча застыл где-то за её спиной. Яркий свет экрана отбрасывает тени прочь, к углам, муссируя полумрак и скрывая его лицо.
- Знал бы ты, чего Культу стоило организовать это сборище. Эти помпезные переговоры, акт милосердия ко всему миру... Пожалуй, мы не проводили стoль масштабной акции уже... да никогда, собственно. Собрать всех лидеров, всех сильных мира сего за одним cтолом переговоров - шутка ли! Да, пусть это выглядит как последняя соломинка, как признание кем-то тупика, в котором оказался мир, и своего бессилия. Пусть это выглядит как последний и отчаянный выход из ситуации, пусть... Ведь, по сути, так оно и есть.

Мелькают одно за другим лица и блистательные выступления. Ведьма то и дело поглядывает на стрелку часов.
- Его высочество Шнайзель просто создан для подобных речей, не находишь? - отмечает  она, изучая благородный изгиб скул британского принца. - Кусок хронометража он отхватил знатный, для него не поскупились. А какие слова, какая патетика и проникновенность... Он даже вносит какие-то предложения по существу, хах. Я, правда, не особо вслушиваюсь, да и тебе не советую. Все это лишь фарс, красивый фарс.

Немой вопрос её собеседника незримо повисает в воздухе. Ведьма усмехается краем рта.
Златокудрый принц с экрана не улыбается, он избрал маску обеспокоенной серьезности, он вдумчиво и внимательно смотрит в камеру, осуждая и каясь, мужественный и повинный, он завершает выступление на пронзительной и артистичной ноте. Ведьма смотрит во все глаза, сжимает пухлые подлокотники крeсла - но ей нет дела до Шнайзеля. Она ждет, когда закончится мимолетная реклама, когда операторы направят глаза камер на другую часть этого импровизированного круглого cтoла, туда, где расположились представители третьей сверхдержавы. Суровые и возвышающиеся над своим лидером, словно горы.
В нависшей тишине, почти давящей, совершенная звуковая аппаратура передала слабое шуршание пышных юбок, когда с места неуклюже встала маленькая девочка. Ведьма представляет, как удивленно перешептываются миллиарды зрителей - говорить будет этот ребенок, крошечный кукольный символ, вовсе не глава правительства и не представители генеральского совета! "Она будет говорить, уже слышали? Она, она произнесет эту речь!"
Императрица Тянцзы поднимается с места. Кажется, грудью она едва достает до краешка cтoла. На весь замерший в ожидании мир разносится неуверенный и юный девичий голос.

- Написать эту речь было непростой задачей. Ты даже не догадываешься, насколько... Лучшие пcихологи и политологи, коих Культ мог привлечь, работали над ней. В этом послании для человечества не должно быть ни грамма фальши для неё самой. Они заставили этого ребенка произнести слова от сердца, а потом тщательно и долго обрабатывали каждое предложение. Задача стояла практически непосильная: из её наивности, из смешной искренности они должны были сделать политическое выступление, не исказив при этом смысла. Ни в одном словечке. Юная Тянцзы должна верить в то, что говорит - верить полностью и безоговорочно, до последней паузы в конце фразы, до последнего предлога. Ни на секунду не уйти во взрослый и умный заученный текст.

Ведьма во все глаза смотрит на экран. Камеры не показывают лицо китайской императрицы крупным планом - но она знает, абсолютно точно знает, что в правом глазу девчушки алым росчерком пера сияет птичий силуэт. И знает, что его красный отблеск отражается в зрачках каждого из присутствующих там, в самой охраняемой комнате на планете.

- Мы всегда стояли за всем в этом мире - и мы не могли не сделать свой последний, коронный выпад... Подарить оберегаемый столетиями гиасс, тот, что мог бы спасти этот мир миллионы раз. Мы ждали - и мы сделали свой ход. Мы вручили силу тому, кто заслуживает её - незамутненному маленькому ребенку, не способному думать о своей выгоде. Способному стать неосознанным мессией и идеологом для нового человечества...

Тоненький голос Тянцзы звучит над миром - и ведьма, не скрывая ликования, смотрит на застывшие лица вершащих судьбы правителей мира. Они пoлитики , они выдержанны и не привыкли демонстрировать свои реакции - но она видит, видит как меняются их разглаженные белые лица, когда китайская императрица произносит простые и искренние слова о справедливости, милосердии, равенстве, добре.
В эти самые мгновения двигаются шестеренки, царственные умы медленно, со скрипом, но неизбежно направляют человечество на новый курс.

- Она не приказывает им, не гипнотизирует, не подчиняет своей воле, и не берет под свой контроль... Все это мы уже прошли. Всем этим мы уже одаривали человечество, подчиняя людей красному росчерку в глазах наших адептов. И все это было лишь переходным этапом, как и любой насильственный метод. Она... как бы тебе объяснить? Обращает их в свою веру. Позволяет им не подчиниться - понять.  Этот погрязший в грязи и фальши мир, этот эгоизм, повсеместный и беспощадный, она сметает своим детским, наивным идеализмом, любовью к людям, искренностью и настоящей, неподдельной верой в лучшее. Все то, что каждый из них искоренил в себе, как только повзрослел, она отпечатывает в структуре их мозга снова, будто оно никогда не уходило... И это - навсегда, это тот гиасс, который меняет мозг оппонентов необратимо! Она отдает себя, с каждым словом, с каждым звуком, Тянцзы дарит себя всем этим напыщенным аристократам, забывшим, что такое простой человек... О, какая удача, что в правящей верхушке мира нашлась эта нелепая маленькая девочка! Судьба, не иначе!

Ведьма хохочет в темной комнате, озаряемая светом экрана.

- Конец войне, понимаешь?! Конец политике, конец власти, конец этой тысячелетней партии в шахматы, где людей-пешек огромными составами увозили мертвыми с игральной доски. Тянцзы подарила им себя, и им не нужно ей подчиняться. Все они - теперь дети, и продолжать происходящее в мире отныне противоестественно для всего их существа. Мы вернули человечество на его зарю, мы запустили новое колесо Сансары, мы обнулили отчет времени до Судного дня! Ты понимаешь?!

Ведьма с горящими, почти безумными глазами круто разворачивает кpесло. Её брови высоки, лицо искажено, руки судорожно цепляются за скользкую обивку - и она смотрит туда, в тень, где угадывается черная фигура её незримого собеседника.

- И сегодня мы - свидетели Новейшей Эры!..

. . .

Тянцзы стоит на балконе и смотрит на город, который простирается внизу. Он называется Париж – она никогда не видела его раньше, как, впрочем, и других. Здание, где остановились представители Китайской Федерации расположилось достаточно далеко от центра города, в жилых уютных районах, и прямо под её косолапыми маленькими ножками кипит чуднАя, удивительная жизнь. Такая цветная, такая яркая… Она складывает ручки на груди. Легкий теплый ветер ласкает её лицо, короткие прядки волос щекочут шею.

А чуть дальше на востоке, прямо перед её небольшим балконом, в это время расцветает робкий бутон, который через секунду превратится в пышнейший цветок – это ударила в землю первая ракета.

И в эти мгновения, ставшие вечностью, Тянцзы, сжимающая на груди детские ладошки, смотрит туда. Она не думает о голосах людей, слившихся в единый крик в разных местах планеты, чтобы оборваться через секунду навсегда. Она не думает о ведьме, что смотрит на разрушающийся потолок и беззвучно округляет рот. Не думает и о других, тех, что ошиблись, кто погрязнув в своих взрослых вдумчивых расчётах, тщательном планировании и анализе так и не смог осознать всю суть детской искренности. Они забыли, что значит быть детьми. Они не просчитали мощь собственного дара. Они не поняли, что сила убежденности и уверенности ребенка, на которую они поставили все фишки, не терпит полумер.

Они не догадались, что идеальный мир из детских мечтаний невозможен.

Просветленные пoлитики, военные и правители со слезами на глазах давят на заветные кнопки. Их знания и опыт, встретившись с новым осознанием реальности, подаренным гиассом, как по щелчкам внедрили в каждый разум по очереди единое и страшное понимание – они не смогут добиться идеала. Никогда. Страшная душевная боль, что они испытали при этом, была настоящей – в этом ведьма не ошиблась. Они страдают - и вдавливают холеные пальцы в пластик, уничтожая человечество, все, как один, объединенные великой гуманистической идеей.

В последний миг, Цзян Лихуа закрывает глаза – но веки не скрывают от нее слепящий яркий свет. Ей представилось, будто теплые лучи солнца озаряют планету, освещая миллиарды радостных улыбок.

«Счастья всем, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!..» (с.)

Отредактировано Tianzi (2016-06-24 22:58:20)

AU. Поступки Ренли, пусть даже спонтанные, могут иметь последствия, которых никто не ждал. Какой шаг он сделает?

- Вспомнил?

- Да. Кто... Ты? - Принц  тяжело дышит - вернувшаяся память бьет почти физически, он стоит на коленях на влажном полу пещеры, в закоулке подземной базы. На лоб успокаивающим жестом ложится детская ладошка, фигура девочки расплывается перед глазами, как будто идет дождь. Дождь?

- Когда-то ты помог мне. Накормил, и дал приют. Сказал, что дети не должны страдать из-за войн взрослых.

- Я не помню.

- Знаю. Но не забыла я, и вот моя благодарность, добрый принц. Ты больше не марионетка этих.

- Спасибо... Кто ты?

- Мона. Я задам вопрос один раз - возьмешь ли ты у меня силу, чтобы сделать этот мир добрее к детям, рискнешь жизнью, разумом и душой?

Принц молчит, рассматривая девочку в простом платье, светловолосую и зеленоглазую, похожую на лесную фею - вот только грустную, не по годами серьезную. Он знает, о чем она и понимает, что тем людям тоже кто-то дал силу. Она? Зеленовласая ведьма? Кто-то еще? И она так легко говорит о риске. О том, что ему привычно. Принц принимает решение. Солдат, когда-то помогший ребенку, протягивает ей руку снова. Все еще живущий в этом теле добрый мальчик ей улыбается.

- Да.

- Возьми. Мне жаль тебя, добрый принц, и потому я буду с тобой.

Вспышка света и боли пронзает глаза в момент выбора. Когда Ренли осознает, что получил, его улыбка становится грустной. Он жалеет о том, что этой силы не было раньше. И чувствует, что она может принести беду. С этого момента, каждый раз, когда птица выпорхнет из его глаза, принц будет видеть, куда ведут его и чужие поступки или недеяние. Он будет видеть последствия и цену.

***

Этого не хватало ему в шахматных партиях с Лелушем и Шнайзелем, и теперь Гиасс дает адмиралу то, чего не дала природа и не развила жизнь. Оружие, нет, скорее систему управления любым доступным оружием. Это не мгновенное предвидение на короткой дистанции, как у Первого Рыцаря, его видения не абсолютны и не предопределены, они бьют дальше и шире. И Вальдштайн попадает в ловушку  - трудно не попасть, когда они разложены на всех путях. Потом - другие.

Но есть цена.

- Мона, я вижу слишком много. Слишком много вероятностей, слишком далеко...

- Твой гиасс становится сильнее, принц. Только ты можешь научиться им управлять. Но разве это все?

- Я вижу будущее, которое пугает меня, Мона. То, где по моей вине мир горит и гибнут мои близкие. Где Британия стала полем боя сыновей Императора за власть и превратилась в ад. Корабли над Пендрагоном, стирающие его с лица земли.

- Оно только одно из многих. Принц, ты сам творишь его, не забывай.

- И я видел, как убиваю тебя. Но я не хочу этого, даже там, в видении, не хочу. - Голос Ренли дрожит, когда он снова переживает эту, пусть даже далекую, вероятность. Но Мона качает головой, и, с улыбкой, ужасающе спокойной, говорит:

- Это может быть моим желанием для тебя. Я ведь долго живу и очень устала. Только ты сможешь прервать мою жизнь, но у этого будет своя цена. Я расскажу, какая.

В этот день Ренли записывает в дневнике слова о том, что честность и откровенность способны причинить невероятную боль и лишить покоя, и есть выбор, который совсем не хочется делать.

***

Они почти избежали этого. Не все близкие погибли. Огонь охватил не весь мир. Британия не полностью погрязла в гражданской войне детей  проклятого Чарльза.   Будущее не оборвалось пропастью для мира, не превратилось в царство тьмы. И осталось раздать долги.

Она сидит в кресле, аккуратно закрепленная в нем ремнями, даже голова Илэйн Уиллоу закреплена так, чтобы взгляд женщины был направлен строго вперед - в зелень моря и голубизну неба, идеально до боли сходящихся среди поросших лесами островов. Пейзаж прекрасен, он просто дышит жизнью. Кловис бы оценил, будь он здесь, но Ренли хочет закончить дело сам, один.

- Прекрасный пейзаж, Илэйн, правда?

- Вы безнадежны, принц. Или как вас уже зовут? Пророк? До сих пор занимаетесь этими детскими играми, даже врага казнить не можете без этого.

- Вы правы, не могу. Это часть казни. Ведь хорошие воспоминания утешают нас, когда в реальности все плохо. А вам еще долго понадобится утешение.

Раскаленные иглы быстро выжигают глаза Илэйн Уиллоу, лишая ее силы Гиасса и зрения, прежде чем ее бросят в каменный мешок гнить - месть Ренли за то, что эта женщина копалась в разуме его и Юфи. Ренли проявляет жестокое милосердие - последним, что она запомнила, становится красота этого мира, которую Уиллоу не умела ценить, предпочтя ей власть над людьми.

Они находят место и дело для детей, спасенных от Культа. Многие советуют извести их всех, но Ренли дал слово Моне и ему самому не хочется его нарушать. Что же, Уоллеру придется поработать  на привычном поле боя, возвращая "птенцам" нормальную жизнь.

Ренли сохранил жизнь всем братьям и сестрам, которым можно было сохранить ее. Многие из них нашли свое счастье и осталось только решить, кто станет Императором. Он не уверен, что хочет этого. Он видит уже слишком много и птицы поселились в обоих глазах. И приходит время последнего разговора.

- Мона, так ты хочешь, чтобы я убил тебя?

- Я бы ответила "Да" полсотни лет назад. Но ты знаешь сказку о джинне, который был заточен в бутылке много лет? Сначала он обещал сделать все для спасителя, потом только три желания, потом оставить жизнь, затем убить... Кто знает, что бы он решил еще спустя век, добрый принц?

- И каков твой ответ? - Голос принца усталый. Он вымотан видениями и решениями. он держит на своих плечах судьбу мира - теперь уже действительно мира, его дар вырос. И он действительно уже не тот, что раньше - раньше Ренли убеждал бы Мону остаться жить. но теперь он не уверен в ответе.

- Я не знаю, Ренли. Ты стал мудрее  - видишь будущее почти как Талиесин. Можно я попрошу тебя решить самого? Я легко приму вечный покой, но могу и попользоваться вашей добротой еще какое-то время. Это нетрудно, веком больше или меньше. Трудно будет тебе, добрый принц. Поэтому - решай.

Она коротко целует его в щеку и убегает - маленькая ведьма, пришедшая из глубины веков и одним решением изменившая мир, когда ему понадобилась помощь. Ренли подходит к окну, вглядываясь в пустыню вокруг пендрагонского оазиса, залечивающего раны последней битвы. Он хорошо представляет свой выбор - стареть как человек, неся бремя своего дара, или стать бессмертным, и когда-то захотеть наделить человека силой и воспитать своего убийцу. Мона выбрала принять судьбу от него, а вот он сам?

Ренли улыбается. Чтобы сделать выбор и решить судьбу маленькой лесной ведьмы, он не будет выпускать алых птиц из своих глаз. В момент выбора он будет человеком, кем бы ни стал потом. Иногда требуется решимость, чтобы не смотреть в будущее и не думать каждый раз о цене шага.

У него она была.

Дай родиться вновь
Из воды и света,
Жить, не зная тайн,
Завтрашнего дня...

Отредактировано Renly la Britannia (2016-07-01 19:04:01)

AU. Добиваться победы нелегко и на этом пути неизбежны потери.

Iron Knight. Time Curse. Phantom Pain.

Тик.

Все начинается с металлического щелчка  и поворота колеса с цифрами. Этот звук уже стал настолько привычным, что Дункан порой даже угадывает по нему положение колесика. И до сих пор иногда может только покачать головой - эта сила больше всего похожа на магию, но ее можно засечь прибором, напоминающим старомодный электросчетчик. Машинке все равно, что происходит, она регистрирует импульс, вот и все.

Да и применять к этому слово "начинается" - как-то странно. Ведь начинается все там, где все чуть было не закончилось.

***

Боль. Он не чувствует правую руку, все тело болит. Взрыв был внезапен, как всегда бывают взрывы. Дункан дергается, потому что сильнее физической боли  ранит мысль - жива ли принцесса. Но он не может двинуться, тело зафиксировано. Прежде чем мысль о параличе  успевает развиться, он понимает, что это ремни. Над ним - крыша вертолета. А рядом... Ее он не знает. Никогда не видел.

Но эта женщина внушает страх, хоть вид у нее и вполне обычный. Непонятно, сколько ей лет даже - резкие черты аскетичного лица затрудняют это. Похожа на кого-то с древней фрески. Глаза пронизывающие, взгляд цепкий.

- Успокойся. Она жива, а вот с тобой все не так просто. Пришлось недельку потрудиться.

- Неделю?! - Он снова дергается.

- Да. Без сантиментов - ты был бы трупом в ином случае, рыцарь, не успели бы они тебя найти, а тем более - откачать. - Резкое движение руки дает понять, что лучше дослушать ее, - Когда кто-то пропал без вести, всегда есть место глупой надежде на возвращение. Согласись, это лучше чем умереть у нее на руках окончательно и бесповоротно.

Рыцарь молчит. Нет смысла объяснять этой женщине, что с Наннали хватит и того прошлого раза. Все равно дело уже сделано, а он - пленник. По крайней мере, на то похоже. Да еще и...

...Калека. У него больше нет правой руки ниже локтя. Он смотрит на ту, кто его спасла, с немым вопросом.

- Не беспокойся, рыцарь. Я верну тебя ей - чуть позже. Но у всего в этом мире есть цена, малыш Кэмпбелл, тебе ли не знать? Я вижу, что ты готов платить по счетам, но ты не знаешь, какой она будет. Впрочем, не мне отказывать, времени слишком мало для всех нас. Я дам тебе силу, чтобы защитить принцессу, а вам с ней придется поработать над тем, чтобы мир не рухнул. Ясна задача, солдат?

Дункан думает недолго. У него нет выбора, если он хочет сделать хоть что-то и вернуться к Наннали - ему надо жить дальше, пусть даже эта женщина и опасна. На его ответ она улыбается:

- А теперь смотри мне в глаза, как смотрел твой предок. И возможно, тебе повезет с гейсом больше.

***

Дункан быстро пересекает открытое пространство, чувствуя, как вокруг свистят пули. Он избегает действовать новой рукой, еще не привык. Женщина выполнила обещание - пока что наполовину. У него есть сила, он пока не вернулся к Наннали, но они нанесли удар тем, кто пытался ее убить.  Культ Гиасса. Там и обычные люди, и носители Гиасса, вот только он теперь такой же. Его сила...

...Срабатывает, когда крупнокалиберная пуля разрывает ему сердец. Дункан Кэмпбелл уминает в шесть сорок четыре утра.

В шесть тридцать того же утра Дункан Кэмпбелл все еще жив, но на протезе его правой руки повернулось колесико, выставив цифру "пять".

-На колокольне снайпер, на шесть часов. Уничтожить.

На этот раз они доводят дело до конца, а он узнает еще кое-что об обнаружении снайперов. Так он теперь воюет - исправляя ошибки. Сила Гиасса не может оживить мертвого, но может вернуть его сознание назад по линии времени. Единственная машина времени, которая возможна в этом мире. Только вот чтобы ее использовать, Дункану нужно применить огромное усилие воли - или умереть. Спасать других тяжелее, чем себя, и каждый раз он испытывает легкую головную боль, догадываясь, что легкой она будет не всегда. Боли в оторванной руке тоже не сразу начались.

Но это - шанс. Теперь он знает, каковы ставки в игре и ему надо торопиться.

***

Она плачет, когда он возвращается. Эта принцесса всегда берет на себя слишком много чужой беды и вины, и пожалуй, это вряд ли когда изменится. Дункан не изменился, только  вот избегает касаться ее своей стальной рукой. Он все тот же - или, хотя бы, убедил в этом ее. Вот только после разговора с Деирдре они знают - им предстоит война, в которой понадобится все доступное оружие.  Первые сражения доказали это, им пришлось даже побывать в плену, пусть такие враги и оказались добрее иных союзников - редкое исключение.

Он смотрит на "Диармайд". Темно-синяя машина, в которой уже сложно выделить основу и те детали, которыми ее дорабатывали и улучшали. Прототип фонда Эшфордов, переделанный для реальных сражений и изменившийся до неузнаваемости - теперь он может называть братьями и "Айзенягер", и Су-37. Он не брал трофеи с боя, это были подарки друзей, как бы странно ни звучало.

От прототипа-Грахуса - дополнительные суставы и система удлинения на руках. От "Айзенягера" - система управления отрядом. От 37-го - цепные клинки. "Бегаллта", "Маленькая фурия" - тонкая и прочная mvs-шпага, смертельная в умелых руках. "Нораллтах", "Большая фурия" - тяжелый цепной меч, жестокое и надежное оружие разрушения.  "Гае Дирг" - копье, но не тяжелое, как у рыцарей Британии, а с длинным острием, способным наносить сильные и быстрые удары. "Гае Буйде" - винтовка, которая бьет точнее стандартной, Кэмпбелл никогда не любил огонь очередями, предпочитая один точный выстрел. Он сознательно дает им названия оружия предка, как будто в память о том, кто, как мог, боролся с судьбой. Только вот Дункан - не проиграет и стальная машина будет частью его самого, не подводя в бою. Надежная, в каждой детали подогнанная под него и его стиль боя, даже внешне похожая на рыцаря древних времен, не обремененная  тяжелой броней или артиллерией, взамен них - скорость и маневренность.

Оружие - как и он сам теперь.

***

Тик. Тик. Тик.

10...
23...
52...
70...

Сколько раз он уже умирал? Счетчик исправно хранит число срабатываний гиасса, но и так он помнит почти каждую из многочисленных смертей - своих или смертей близких. Вот только Наннали и другие - они не знают, сколько раз умирали в будущем, которое не состоялось. А вот ему не забыть. Никогда.

Головные боли порой нестерпимы и он держится, чтобы не взвыть, когда принцесса гладит его по голове, пытаясь усмирить боль. Отчасти ей удается, но только с болью физической. С памятью смертей так не работает. Она может лишь ненадолго отступить. Но останавливаться нельзя - они ведут войну и с трудом удерживаются на грани поражения или невосполнимых потерь. 

Им не забыть, как бы хорошо все ни закончилось.

***

Закончилось. Выбрать того, кто будет править, залечить раны - это уже мелочи. Именно поэтому Дейрдре ушла, сказав, что договор выполнен, ведь Культ уничтожен и о силе Гиасса знают те, кто сможет ей противостоять или держать в узде. Он знает, что мог бы убить бессмертную теперь, но не хочет, как и она. Она сказала просто - "Это не входит в цену. Многовато для тебя."

Она права. Ему надо оставаться человеком, чтобы быть рядом с Наннали, которую он теперь защищает не только по долгу рыцаря. Она хотела бы отказаться от титулов - он знает - но ситуация не позволила. В семье не так много выживших и принцесса нужна там. А то, что соответствующий титул достается ему - просто часть цены. Дункан только улыбается, когда его называют "принцем" - настолько это мало значит после всего, что было.

Но так есть. Если уж досталось - придется носить с честью и хранить то, за что они с Наннали взяли ответственность, не забыв урвать немного для себя. Это они умеют. А если случится беда - он уже привык к головной боли, да и умирать стал куда реже. Нельзя получить все, что хочешь и так, как хочется.

Но то, что можно отстоять - отстоять нужно.

Тик. В который раз?

Уточнение: АУ через несколько лет от канона. И ещё пара АУ-моментов, которые может и не такие АУ будут в итоге.
Да, под конец получилось немного ванильненько, но надо же хоть где-то позитивно закончить

Принцесса-бастард Габриэль. Британский демон. Мясник, путь которой усеян даже не просто кровью, кровавой рекой, столь бурной, что способна снести своим течением небольшой город. Каждый раз выживая в битве, она возвращаласб залитая кровью и с кусками человечины на броне и в стыках. И теперь, страшнейший воитель британии сидит в усиленной титаном смирительной рубашке, в особой комнате с волновым глушителем. Немой укор тому, что происходило раньше. У окошка стоит престарелая женщина с седыми волосами, а рядом с ней девочка, на вид около пятнадцати. Женщина часто наведывается сюда, и с жалостью смотрит на несчастную принцессу, чей разум пострадал из-за гиасса. А вот девочка попала сюда впервые.
- Бабушка Клео, так это моя мама? - спросила девочка, с лёгким ужасом глядя на местами поседевшую блондинку, что сидела посреди комнаты и лишь смотрела в пол безжизненным взглядом.
- Да, малышка. Пошли, она уже давно ни на что не обращает внимания.
- А ты мне расскажешь о ней?
- Конечно, только запасёмся чаем и пирожными.

15й сектор, годами ранее.
Лагерь госпитальеров слегка вздрогнул, когда чуть ли не посреди него практически упала летающая машина, и из неё разве что не кубарем вывалились несколько человек в тяжеленных доспехах, несущие носилки, на которых лежала женщина под 30, на которой был уже вскрытый панцирь, пробитый тонким стилетом. Женщина была буквально вся в крови, и сжимала что-то в левой руке, правая всё ещё сжимала кукри, на котором висели чьи-то ошмётки.
- Раненый, состояние критическое, никуда больше не успеем, вы самые близкие. Множественные ранения различной степени, последнее боимся вынимать, стилет мог задеть что-то важное. - протараторил солдат, передавая принцессу в руки медиков. Кого-то из госпитальеров стошнило, когда тот понял, что в сведённой судорогой руке принцессы натуральное человеческое сердце, вырубленное, видимо, из груди того, кто вонзил в неё стилет.

- Господи, ну и зверюга ты Габи. - заметила седовласая женщина.
- Какая есть - усмехнулась лежащая на кушетке принцесса, но поморщилась, попытавшись усмехнуться.
- Не считая всяких порезов, пяти пулевых ранений конечностей, и воткнутого стилета у тебя пробито лёгкое, сломано четыре ребра, обильная кровопотеря, раздроблена левая ступня, порваны сухожилия левой руки, и несколько осколков застрявших в черепе, и пяток в брюхе, пришлось вырезать полметра дырявых кишок. Как ты выжила, вопрос хороший.
- Твари живучие.
- Заметно. Но знаешь, если ты выйдешь отсюда в ближайшие пару месяцев в боеспособном состоянии, у меня будет для тебя предложение. Великая сила в обмен на пару услуг. Но не сейчас, дашь свой ответ, когда выйдешь. Пусть это будет дополнительной мотивацией для тебя.

- Ай. Ай. Ай-ай! - Габи сидела на кушетке, держась за перекладину над ней. Правда стальная труба отчаянно скрипела и жаловалась на негуманное обращение.
- Габи, кто тебя так учил воевать? Я так до завтра эти осколки буду выковыривать из тебя!
- Клео, не жалуйся, сама дала мне эту силу. Но знаешь. Ай... Это безумие мне даже нравится. Зачем о чём-то думать, когда можно просто ЫЙЙ... Уф, отдаться на волю безумия и побороться с ещё более безумным противником. Это так... Уйй... Словно теряешь собственный вес, и порхаешь, словно на воздушной подушке. Нет ни боли, ни дискомфорта, чистый драйв и. ММ... Уф. Невероятная свобода. Хотя вот после... АЙЙ...
- Дурында. Ты можешь контролировать себя во время этого приступа, в отличии от тех, на кого направлена твоя сила, да и ты отчасти можешь управлять их безумием. Но ты настойчиво таранишь все стены лбом. И в кого ты у нас такая дурища?
- В себя любимую. Не испытывая собственных пределов, я не пойму что живу. Уй...
Бессмертная лишь покачала головой, вынимая очередной осколок, застрявший в кевларовой подкладке, но пробивший кожу, и впившийся в мясо.

- Значит у мамы есть сила повергать в безумие себя и окружающих? - спросила девочка.
- Скорее она сама становится берсерком, и вливает ярость в окружающих, как-то так. Несложно воевать с тем, кто не думает, а в порыве ярости пытается просто задавить тебя. Ещё она могла наполнить тех, кого хотела такой-же яростью, как и в ней самой. Хотя и работало оно в пол силы, но разрушений меньше не становилось. Только больше. Она не была концентратом безумия, как о ней говорят, она лишь поддерживала тот порядок, какой могла и знала.

- Одно из условий, да? - спросила принцесса, оглядывая лично отобранную роту волков, лучших из лучших.
- Да. Этот культ эксплуатирует ту силу, что я дала тебе. У каждого она своя. Напомни не поднимать забрала и не отключать подавители внешних воздействий, что бы не происходило, только полная броня и перекрытое зеркальным забралом лицо, тут нет людей, только монстры и возомнившие себя богами. Вперёд.
Берсеркеры, личный отряд Габи шёл первым. кто с молотом, кто с двуручником, кто с огромным топором. В общем тот ещё цирк, если не смотреть на то, какие разрушения они приносят. Габи всегда впереди, словно мечущаяся из стороны в сторону молния, разящая людей и технику. сзади их поддерживает старенький хуммель, всё ещё могущий в угнетение найтмеров, отчего и используется именно как противонайтмерная платформа.
- Взвод Гек, на нас наседают, подкреплений, срочно! - раздалось в наушнике у Принцессы, и кровавая река резко свернула, сменив направление, идя на помощь. тут и там гибли люди, и уже не совсем люди. Волки были привычные убивать людей не задумываясь, это было частью их жизни, те кого не жалко не жалеют никого. Вскоре от базы остались лишь дымящиеся руины и кровавое месиво.
- Принцесса... Я думаю вам... Стоит на это взглянуть. - раздался вызов и на забрале появился маркер направления. Габриэль двинулась в направлении, указанном одним из гвардейцев.

- А почему я не помню той первой встречи с мамой? - Удивилась маленькая принцесса, которая была внешне практически копией мамы, только младше и с меньшей хищностью в чертах лица.
- Она сама так захотела. Она понимала, что мать из неё... Далеко не такая какая нужна. Но она твёрдо решила сделать мир лучше, хоть и по своему. У всего есть цена. Габи заплатила её с лихвой, продержавшись под давлением её силы столько, сколько ни один человек не сможет, она билась, помня тебя. Твоя фотография была у неё под забралом шлема, она сдерживала её от скатывание в безумие сколько могла.
- Но разве нельзя ненадолго выпустить её?
- Боюсь, по крайней мере не сейчас. Но я могу рассказать тебе ещё. В прочем, есть у меня несколько мыслей.

Ховеркар медслужбы сел на траву на холме, и заглох, санитары в кабине откровенно боялись выключать подавитель, но принцесса настаивала. Затих гул генератора подавителя, воцарилась первозданная тишина. принцесса неспеша открыла двери ховеркара, и вытащила женщину на свет божий. казалось бы ничего не произошло, но постепенно птицы начали слегка бесноваться, и бить друг-друга, муравьи устроили бессмысленную резню под ногами, даже белка набросилась на пролетавшего воробья, буквально разодрав его зубами.
- Хватит! - повелительно сказала принцесса, и оба её глаза явили птиц гиасса. ошалевшая природа успокоилась, а женщина медленно подняв голову на принцессу удивлённо на неё посмотрела такими-же глазами с застывшими птицами в них.
- Аа.. Э-э - почти атрофировавшиеся голосовые связки плохо слушались женщину, но в её глазах, под слоем безумия промелькнуло что-то ещё.
- Да, Мама, мы нашли средство против твоего гиаса. - принцесса, практически полная копия той Габриэль, которую помнят как британского демона с улыбкой смотрела на собственную мать, которая по молодости успела родить, но ей сказали, что ребёнок родился мёртвым и забрали в Культ. Теперь ей было около двадцати. И теперь женщина впервые по настоящему была счастлива, её вырвавшийся из-под контроля гиас нейтрализовывался гиассом дочери, имевшим диаметрально противоположный эффект, и едва живой разум потихоньку начал возвращаться.
- Пахефа - с трудом выговарила Габи, и прикрыла глаза, а по её щеке прокатилась одинокая слеза.