«Николай I - первый из всех царей и цариц, правивших Россией после смерти Петра I, освобождается от политической опеки высших слоев дворянства, в большинстве своем совершенно денационализировавшегося, и начинает править самодержавно. Николай I единственный из царей послепетровской эпохи отважившийся наказать заговорщиков, замышлявших
цареубийство по примеру своих удачливых предшественников.
     После Петровской революции Николай I был первым не дворянским, а общенародным царем. Он освободился от политической опеки европеизировавшегося дворянства и стал править не во имя удовлетворения тех или иных интересов дворянства, а во имя национальных интересов всего русского народа. Из всех возможных путей Николай I выбрал самый трудный путь: он решил идти не с денационализировавшимися слоями дворянства, ни с русским, ни с мировым масонством против русского народа, а идти в национальных интересах порабощенного 125 летней европеизацией русского народа против европеизировавшихся слоев высшего общества, против русских вольтерьянцев, против русского и мирового масонства.»
     Телефонное оповещение секретаря, громкое, неуместное, лишнее в этой умиротворяющей атмосфере прерывает тишину офисы и отрывает Станислава от чтения. Политик откладывает в сторону книгу в красном переплёте и зажимает кнопку ответа.
     — Да, Лена? — спрашивает Мальченко, склонившись над чёрным аппаратом. В его голосе проскакивают заинтересованные нотки — сегодня он гостей не ждал, а иной причины беспокоить его у секретарши в эти дни попросту не могло существовать.
     — К вам тайный советник госбезопасности, — взволнованным голосом сообщает девушка.
     — Впусти его, — Станислав напрягается, хмурится, бросая взгляд на монографию, которую он читал в перерыве между решением своих дел. — По какому вопросу?
     — Личный, — бойко поясняет Лена. — Он поднимается в лифте.
     — Спасибо. И сделай нам, пожалуйста, два кофе, — добавляет мужчина прежде, чем убрать палец с телефона.
     Кажется, началось. Сейчас они стояли так близко к краю, как никогда раньше. Всего несколько шагов отделяют их от бездны. И только одному суждено удержать равновесие. Второй — падёт. Стоило Станиславу съездить в Петербург и опросить Иствинд, высказав свои предположения, как он сам появился на горизонте. Для него это было совсем нехарактерно. Чистильщиков был одним из тех, кто привык играть в молчанку, не раскрывая своих планов. Прикидывался пешкой, вручая всем иллюзию управления. Но холодный айсберг рушился и, в конечном итоге, всплыл целиком. Хочешь жить — умей вертеться.
     В такие моменты особо остро осознаёшь, насколько сильно приходится жертвовать доверием как окружающих, так и своим собственным. И тут уж либо ты, либо тебя. Слишком высоки ставки, чтобы считаться с такими вещами.
     — Костя, что же ты задумал? — слова Стаса прерывает звук поворачивающейся дверной ручки. — Здравствуй, Кость, рад тебя видеть.
     — Взаимно, — «Лысая Голова», как звали Чистильщикова в академии, пролетает по комнате и расслабленно садится на одно из кресел напротив политика, после чего мужчины пожимают друг другу руки.
     Почти тут же в кабинет, едва держась на каблуках, вбегает секретарша в строгом сером костюме и подносом.
     — Ваш кофе, — трепетно говорит она, улыбаясь.
     — Леночка, в следующий раз надень каблук поменьше,— Мальченко серьёзно улыбается и молодая девушка принимает это корректное замечание так, как и должна была. А когда дверь за ней закрывается, Станислав нажимает кнопку на телефоне. — Лен, если кто ещё придёт, скажи, что я очень занят.
     Он говорит это отчётливо громко. Достаточно для того, чтобы нельзя было услышать, как на входной двери срабатывают крепкие электронные замки, открыть которые можно только с компьютера секретарши, либо Стаса, введя шестизначный цифровой код.
     — У тебя с ней что? — Чистильщиков бьёт ладонью по зажатому кулаку. — Того-самого?
     — Да брось, нет, конечно, — Стас фыркает, пристально глядя в глаза старого друга. — Ты ведь знаешь, что я против отношений на службе.
     — Помню, — взгляд лысого, в отличие от Мальченко, не был настолько напряжённым, чего не скажешь о речи — впрочем, особист так разговаривал вообще всегда и со всеми: с начальством, с подчинёнными, с бывшей женой, с друзьями, которых у него, к слову, было совсем немного. Но это никого никогда не удивляло. Ещё бы, откуда у такого мрачного типа без чувства юмора может появиться душевная компания? — Ты особенно уверился в этом после того, как к тебе эту, чёрненькую перевели... Кобру, да?
     Станислав кивнул и попытался снять напряжение спасительным глотком ароматного свежезаваренного кофе, ничуть не удивляясь тому, что тайный советник помнил обо всех его сотрудниках со времён службы в ГСБ.
     — Ты говорил, что она теперь у тебя работает, — Чистильщиков скрестил руки на груди, покачивая головой. — Смотрю, проверенных людей вокруг себя собираешь.
     — Они сами приходят, — ловко парирует Стас, постукивая пальцами о поверхности стола. — Так ты зачем пришёл?
     — Поговорить, — тайный советник пожимает плечами. — О планах наших... У вас ведь уже знают про арест Потапова?
     — Знают, — Стас отвечает настолько беспристрастно, насколько это возможно. — У меня почта с утра гудит, я её даже не проверяю. Народ ждёт справедливой реакции власти. И мы должны её им предоставить. Пока это всё, чем забита моя голова на данный момент.
     — И какую реакцию ты планируешь предоставить? — интересуется лысая голова.
     — Пока не знаю, вероятно, выступление, — Стас пожимает плечами. — С критикой курса, вот с этим всем. Возможно, соберу ещё один митинг.
     — И еще два года терпеть? — Чистильщиков разочарованно качает головой. — Но это ты ты сам смотри. Кстати...
     Чистильщиков деловито закидывает ногу на ногу.
     — Ещё я хотел узнать, чем разрешилась в конечном счёте ситуация с Иствинд, — Чистильщиков неожиданно резко переводит тему, что заставляет Мальченко излишне насторожиться. — Она доставила пакет?
     — Ты лучше меня об этом знать должен, — отмечает Стас, понимая, что ему, кажется, начинают заговаривать зубы. — Доставила, жива, находится на попечении 42-го полка.
     — Ну, мало ли, — на лице незваного гостя появляется едва заметная ухмылка. — У тебя же теперь почти что личная армия под крылом. Ты ведь мне не обо всём рассказываешь.
     Станислав пожимает плечами и опустошает свою чашку.
     — Да ладно, ведь ничего плохого не произошло, верно? — вопрос звучит так, словно в нём есть очень большой подвох; Станислав принимает правила игры.
     — Действительно, — охотно соглашается Чистильщиков. Слишком охотно соглашается. — Я смотрю, ты за интересные книжки взялся.
     Чистильщиков небрежно поднимает со стола книгу, которую Мальченко читал до его прихода. Рассматривает переплёт какое-то время и затем с умным видом и со знанием дела принимает перелистывать страницы, вчитываясь в отдельные фрагменты. Что он пытается найти?
     — Петр I стал жертвой и орудием страшной разрушительной силы, потому что не знал истинной сущности братства вольных
каменщиков. Он встретился с масонством, когда оно еще только начало проявлять себя в общественном движении и не обнаружило своего подлинного лица. Масонство - двуликий Янус: с одной стороны братство, любовь, благотворительность и благо народа; с другой деспотизм и насилие.
     Пока гость зачитывал отрывок, описывающий жизнь Петра, Мальченко находился в глубочайшем напряжении. Почему Чистильщиков читает это? Зачем? Какой в этом смысл?
     — Хорошее чтиво, — Чистильщиков закрывает книгу и кладёт обратно на стол. — Занимательное. Вот всегда мне в тебе нравилось это — ты умел охватить главную суть!
     Фраза прозвучала как излишне наигранная хвалебная ода.
     — Никогда не упускал из вида самое важное. Интересно, на что ещё способен этот «Культ»?
     — На всё, что угодно, — Мальченко хмурится, мотает головой, не понимая, зачем был этот вопрос. — Ведь у них, как выяснилось, был запасной план, верно?
     Стас переходит в наступление, формулируя вопрос так, чтобы ответ был как можно более неудобен Чистильщикову. Он очень хотел посмотреть ему в глаза в этот момент. Насколько хватит совести у Кости вот так врать лучшему другу?
     — Был, — во взгляде Лысого, до того беспристрастного и почти равнодушного, появились зачатки эмоций. — И, должно быть, не один.
     — Наверняка, — политик кивает и издаёт удовлетворённый вздох. — Самое плохое, что мы не знаем, где они ударят в следующий раз. Вряд ли это есть в той информации, которую нам удалось похитить из их штаба. Здесь всё сложнее, чем было в Анголе.
     — Помню, — отвечает Чистильщиков с улыбкой. — Я уж думал, что из того штаба нам живыми не выйти.
     — А кто же знал, что они там две роты солдат держат, — Станислав даже засмеялся и, откинувшись на спинку стула, отдался ностальгическим воспоминаниям. — Если бы нас с птички не прикрыли, считай, не сидели бы тут и не общались с тобой по душам, не рассуждали о масонском господстве.
     — Но как мы из их командира выбивали пароль от ноутбука, это было что-то! — Чистильщиков, который после фразы про запасной план, слегка приуныл, неожиданно приободрился. — Я ему говорю: палец отрежу! А он: а передёргивать как? Вот смешной же попался. Думал, раз чувство юмора есть, то ему всё сойдёт.
     — Не стоило его отдавать местным на растерзание, — Стас качает головой. — Игра свеч не стоила. Быть похороненным заживо — участь хуже не придумаешь.
     — Да ладно, нам зато от красавиц местных потом перепало, — Чистильщиков мечтательно поднял взгляд.
     — Ну да, — настрой Стаса сменился и он даже охотно согласился. — Когда ещё ты завалишь в постель горячую африканку?
     — А помнишь сержанта того, из 273-го пехотного? Он так вообще двоих завалил. Всю ночь из дома не выползал. Вот это были времена. Балансируешь на грани между жизнью и смертью, от одного к другому... Не то что эта бумажная работа, чёрт бы её побрал...
     — Тебе ли жаловаться, — двусмысленная фраза, похоже, повергает Чистильщикова в лёгкое замешательство. — Вот у меня работа — сплошь головная боль. Сейчас её ещё и прибавилось вдвойне. Так что...
     Слово за слово, а время неумолимо бежало вперёд. Воспоминания о войне перемежались с философскими разговорами о жизни, через которые красной нитью сквозили недвусмысленные намёки. Иногда Станиславу даже удавалось забыться о том, что перед ним сидит предатель, поверить в иллюзию безопасности. Но в конечном счёте эта непрочная конструкция рушилась, как карточный домик, и реальность била в голову, как коньяк после абсента. И вот Чистильщиков уже стоит на пороге открытой двери кабинет Мальченко. А тот застыл неподвижной гаргульей напротив, засунув руки в карманы брюк.  Направленные друг на друга взгляды уже не те, что полчаса назад. Игры кончились. Они опустошены и настолько холодны, что от них замёрзнет любое, самое большое и горячее пламя.
     — Увидимся, — говорит Стас на прощание, опираясь спиной на ребро второй створки.
     — Да, — Чистильщиков многократно кивает. — До скорого. Передай Алисе, пусть выздоравливает.
     Он уходит, но наверняка чувствует, как взгляд Мальченко, пронзает его спину молниями.
     — Забери кофе и вылей, — железный голос звучит подобно грому.
     — Невкусный? — Лена, казалось, даже побледнела.
     Станислав поворачивает голову на четверть оборота, слегка наклоняет и мрачно улыбается.
     — Вкусный, — мужчина вновь устремляет свой взгляд в сторону лифта. — Хотя, обожди. Знаешь, лучше подогрей в микроволновке. И добавь один кубик сахара, пожалуйста. Если бы он хотя бы притронулся к чашке — я бы точно побрезговал.
     Секретарша стремится выполнить приказание Стаса, а он достаёт из кармана пиджака телефон и, подойдя к панорамному окну, набирает номер Малолина.
     — Роман, привет. Прямо сейчас найди шестерых добровольцев и купи им билеты до Петербурга на ближайший «Сапсан». Да. Бумаги на провоз огнестрела у кадровиков заберёшь через полчаса. Кого найдёшь — через полтора, максимум через два часа в моём кабинете. Нужно усилить охрану Иствинд.
     Потому что никто не должен знать, что его дочь — «больна».