Ты вырос, стал мужчиной, смирился с тем, что получил меньше, чем надеялся, обнаружил, что на волшебной машинке для грёз и снов висит большая табличка: НЕ РАБОТАЕТ. Грезы и сны – это для детей.

Жизнь, что ни говори, умеет делать подлянки. Особенно она любит  дать расслабиться, подумать что что-то изменилось к лучшему - и в тот самый момент дать хорошего пинка, отравив всю радость. И самое обидное, когда формально тебе и пожаловаться не на что - что хотел, то и получил, как в том случае, когда в договоре не читал мелкий шрифт.

Когда Нана воспряла духом после визита Эшфорда, Дункан был рад. Неважно, что это не он, важно что принцесса вернулась к жизни, и теперь, думалось ему, все будет хорошо. Не как раньше, но просто хорошо. Насколько вообще возможно в их жизни. Все-таки он все еще был слишком наивен и недооценивал Наннали. Маленькая принцесса была опасна для самой себя больше чем кто бы то ни было, особенно при наличии больших возможностей и мыслей, что она может кому-то помочь. Если бы только Дункан знал это, он бы ни за что не отдал ее Ренли, а Рианнон, если бы она решила помешать, получила бы пулю из ее же пистолета. Да, теперь эта идея не казалась такой уж страшной...

Принцесса нашла себе новую беду - работу и учебу. Язык, политика, экономика, черт в ступе. Рубен всерьез взялся за подготовку принцессы, а она и рада. Дункан, пожалуй, порадовался бы, что ей интересно, если бы не два больших "НО". Первое - для него в расписании принцессы места почти что не было, и казалось, ее это вовсе не беспокоило. Как будто он действительно летел в том самом самолете и не вернулся.  Она была с ним приветлива, не гнала - вот только занята была другим. А искать успокоения в тренировках и все том же обучении можно было только до определенного предела. И этим пределом было второе "но". Наннали забывала и о себе. И это стало последней каплей в чашу терпения Дункана, который честно пытался терпеть и не жаловаться. И если старый сукин сын, даже двое таковых (хватил бы кондратий обоих поскорее или поубивали бы друг друга) на это не обращают внимания, то он молчать не будет. Не после того, как бедная Саша чуть не плакала, в не пойми какой раз получившая отказ в ответ на попытку утащить Наннали обедать. Это уже ни в какие рамки не укладывалось и Дункан действительно чувствовал злость. В конце концов, он и так от принцессы слишком много вытерпел, пусть она это и не со зла. Должна же она хоть раз к нему прислушаться.

С этими мыслями Дункан и открыл дверь в ее комнату. Он знал, что девушка услышит его шаги и поймет, кто пришел, и это хоть немного, но упрощало задачу. А то слышать приходилось, что иным принцессам о приходе рыцаря докладывают, а то и вовсе могут не пропустить. На его счастье, Эшфорд сейчас отсутствовал поблизости (с первой встречи рыцарь уже успел остыть, но потом снова поймать себя на желании спустить деда с лестницы, когда тот начал проводить с Наннали больше времени чем он), а гвардейцы давно научились исчезать при любых признаках глубоко личного разговора - как сейчас. Видя, как принцесса, несмотря на усталость, все еще пытается что-то слушать или читать на Брайле, рыцарь испытал желание просто уйти, но не мог ему поддаться. Порывисто шагнул к столу, коснулся руки, отводя ее от страницы:

- Ты себя загубишь, котенок. Пожалуйста, поешь. А то я доктора Кларка вызову, обещаю. - Несмотря на решительные намерения, в голосе звучала неподдельная тревога и еще что-то неуловимое, в чем Кэмпбелл и самому себе бы не признался - робкое желание, чтобы она действительно заметила его хотя бы сейчас.

От ее ответной ласки становится тепло, вот только ненадолго - слова и решение ранят, бьют по больному. Он бы мог поверить, понадеяться и даже согласиться – если бы не память, которая с садистской услужливостью подсовывала картины прошлого. Прошлого, в котором Наннали – не принцесса – сразу же отрывалась от любых дел, когда он появлялся рядом. Да, она и сейчас не отталкивает его – вот  только уже и не зовет и не тянется навстречу. Пришел – хорошо, а не пришел бы – могла бы и не заметить. Теперь у нее другие интересы, другие занятия, другие люди, чей приход заставляет ее оживиться. А рыцарь? Ну, рыцарь жив, здоров и не ввязывается в авантюры, можно не беспокоиться.

Это было страшно, потому что подводило черту под теми ее словами и поступками, которые помогали ему держаться, смириться с положением дел, загнавшим ее сюда по ее же собственно, казалось бы, воле. Жертвовать собой, смиряться с обстоятельствами, убеждать себя и других что все к лучшему – она всегда так делала, а он в меру сил повторял это за ней. Порой ему казалось, что наступил предел, что Наннали не будет больше приносить жертв – но нет. А Эшфорд только подталкивал ее на этот путь – а ведь, скотина, столько лет берег ее от него. Или не берег? Или того и хотел, просто момент поудачней выбрать не успел? Теперь-то он при деле, а Дункан – нет. И она не замечает даже. Может быть, спустя время, еще и кивнет на предложение подобрать более подходящего рыцаря. Рука Дункана, несмотря на касание пальцев принцессы, напряглась. Он всей душой наделся что это временно, что сегодня не придется – но и терпеть не мог. Кто ей еще скажет? И чего стоит риск испортить отношения, когда они  и так уже утекают сквозь пальцы?

- Ты сегодня эту фразу повторила уже сколько? Пять раз? – Не выдержал он, - Ты тут сидишь с утра, ты хоть это понимаешь? Смотришь на часы?

Он обреченно вздохнул, но кто-то же должен сказать ей.

- Несколько дней мы встречались только за обедом, а теперь ты не приходишь и туда. Неужели тебе это все важнее людей, которые за тебя волнуются? Я… Я радовался, что ты ожила. Но выходит, только для того чтобы забыть о нас всех. Эшфорд помог тебе отвлечься… Но он даже не додумается принести тебе поесть! – Это рыцарь уже выпалил со злостью. Нет, серьезно, пусть лучше  барон держится подальше. С Ботой не вышло в тот раз, но с тех пор Дункан подготовился и на этот раз некому будет его удержать.

Наверное, он в этот момент был в шаге от может и не капитуляции, но хотя бы тактического отступления, чувствуя её искреннюю попытку успокоить его, то тепло, которого сейчас Дункану так не хватало. Ведь если просто поговорить, объяснить ей, что его - и не только его - тревожит, то вдруг получится и она будет вести себя разумнее? Может быть, он обнимет её и всё снова будет хорошо?

Дункан ещё не потерял надежду что все не так плохо, как ему кажется. Выбить эту наивную веру не так-то легко, и он боится до дрожи момента, когда ему её не хватит - и готов сделать всё, чтобы этого не допустить. В этот момент у Наннали была возможность погасить  ссору в зародыше.

Была...

...И не стало, когда прозвучали слова, которых не стоило говорить. Слова, к которым двое  детей не были готовы, потому что им так и не дали шанса повзрослеть и набить шишек раньше, чем начались танцы на разбитом стекле, где каждая попытка исправить неудачный шаг делает только хуже и больнее любимым...

Дункан так боялся перейти черту, что не ожидал этого. Не ожидал, что окончательно мосты сожжёт не он. До последнего готов был всё простить, пусть только Наннали поймёт, что он чувствует. Даже не думал, что ждёт слишком многого от совсем юной девочки, у которой до него не было парня, чтобы научиться понимать извращенную мужскую психологию.

Она не поняла. И рыцарь, уже почти готовый остыть и успокоится, почувствовал, как пол уходит из под ног и вздрогнул, как от удара. "Ему". Не Дункану.

А ведь кто-то из них мог бы просто  сказать "Давай пообедаем вместе" и ничего бы не было, и глупая ревность и непонимание не встали бы между ними, и Дункан не отдернул бы руку, упрямо отказываясь от такого примирения, а сомнения не стали бы уверенностью.

...Он ей больше не нужен. Она и без него всему научится, встанет на ноги, откроет глаза. И Эшфорду хватило буквально дня, чтобы отнять у Дункана то, что он защищал. Обещал защитить, когда она сама его об этом просила. Выходит...

- А раньше ты бы попросила меня... - Тихо, почти жалобно произносит он, как будто цепляясь за остатки надежды, но на деле уже нет, - "Только ты можешь защитить мою душу."... Это больше не так? Я... Больше не нужен тебе?

Злость и отчаяние. Он старался - и проиграл. Не смог стать тем рыцарем, который был ей нужен.

Дункан понимает, что не хочет касаться её руки сейчас - пусть так и тянет его привычно прикоснуться, устанавливая эту незримую связь без слов, дающую понимание и гасящую конфликты. Но в этом и дело. Она всегда всё чувствует... Но сейчас рыцарь хочет, чтобы она услышала его без  этих трюков, поняла то, что он хочет её сказать, поверила без доказательств, без её чувства правды.

И всё равно ему больно от её слов,  он не хочет причинять ей боль - и иначе сейчас не может. Наннали права - и неправа одновременно. Того, что неправильно во всём этом она попросту не видит... Или не хочет видеть? Дункану трудно это представить, но кажется, все эти дни для принцессы действительно прошли в каком-то тумане, не дающем ей замечать очевидное,  тревогу, которую она вызывала у близких и боль, которую причиняла им, сама того не замечая. Это в голове не укладывалось, но как иначе  такое возможно?

...Как... Можно быть настолько слепой? Всегда готовой помогать другим, делать всё для них, такой доброй - и все же не замечающей у себя под носом беды.

А вот можно, оказывается. И от такого осознания у рыцаря даже пропадает злость. Неужели чутье Наннали, её сочувствие всем и каждому, на деле ей сейчас мешает? Господи, как её объяснить-то?! Проитом что хочется-то обнять и заставить забыть о глупых словах. Но нельзя. Если сейчас промолчать, отступить... Так всё и останется. Хочешь чтобы я защищал твою душу - не затыкай мне рот...

- А теперь обуза - я. Мы все. - Негромко отвечает он, - Наннали, с приезда Эшфорда прошел почти месяц. Месяц. Сколько ты за него провела времени с кем-то ещё? Сколько раз прислушалась к чьему-то ещё мнению? Сколько раз звала меня, не дожидаясь, чтобы я сам пришёл?

Он даёт ей время осознать срок, в течение которого она выставила их всех за дверь - необязательно физически. Ответ будет не из приятных, и принцесса сама должна его себе дать. Её последние слова успевают снова его ранить. Легко?! Она... Правда считает, что ему всё дается легко?

- Не быть обузой - это отгородиться от нас, что ли? Если мне все легко даётся... Я мог бы учиться вместе с тобой. Помочь. Если я тебе мешаю - неужели нельзя было сказать что тебе нужно время? Это же... просто пара слов, Наннали. Но даже их не было. Ты просто о нас всех забыла... - Он опускает взгляд, не в силах видеть её боль и злость, - ...Когда у тебя появился Эшфорд, который знает и умеет больше. И даже не заметила, пока я не сказал.
Легко все дается, да...? А каково знать, что тебе и без меня хорошо, что моя помощь тебе не нужна?

Он и сам с трудом удерживается от крика,  в горле комок...

- Я...Настолько бесполезен?

- Я ведь приходил. Ты... Не помнишь? - Просто говорит он, уже не пытаясь напоминать принцессе, что  может она в такие моменты и была ему рада - вот только больше думала о том новом что узнала или сделала, и о том, что узнает или сделает потом. И  он же не был против... Ведь не был? Как это ей объяснить, если каждая попытка её только расстраивает или даже злит? Как заставить понять, что ещё недавно ей не нужны были напоминания о его существовании, пусть даже она и занималась чем-то ещё? Он же не хотел быть единственным её интересом...

Безнадежно. Они оба безнадежно, непреодолимо неправы - и ни один не может и не хочет уступить и услышать другого. Каждый что-то упускает. И как бы он ни старался, слов найти не может - тех самых, которые достигнут её сердца.

- И единственный, кто не мешает тебе снова жертвовать собой ради высшей цели и загонять себя до полусмерти? А остальные - враги? - Не удерживается он, вот только вместо злости усталость, - Никто не пытается с тобой няньчится... Когда ты ведешь себя как взрослый человек. Но ты нырнула в это всё, как будто от чего-то бежишь и заметишь, только если свалишься от усталости. А сейчас... Слышишь только попытки оставить тебя слабой.

Он замолкает под её... Взглядом? Нет.  это не взгляд. Или взгляд? В любом случае, в этот момент ему страшно. От её гнева, от холода в её голосе и словах, которого никогда не было. От увенренности, что что бы она ни делала, это правильно, а остальные... остальные просто не хотят её понять. Страшно, когда она отворачивается от него и говоорит то, чего он боялся.

Но этот страх даёт решимость сказать что-то другое кроме упрёков, которые все равно сделают только хуже.

- Нет. Если бы не хотел, то и не пришел бы ругаться с тобой. - С прежней упрямой решительностью, которую она, хотелось верить, узнает и поймёт, - Куда бы ты ни шла и что бы ни творила, я останусь твоим рыцарем, пока жив. Но... Я прошу об одном. Ты... Разрешишь мне сделать что-то для тебя там, где я это могу?

Эта мысль посещала его не раз, он отвергал её, пока был нужен Наннали рядом, но теперь... Теперь что-то ему подсказывало, что это не худшее из того, что можно сделать. Возможно даже, единственное, что он действительно может. Он не Эшфорд... И не должен им быть.

- Позволь мне тоже... Стать сильнее. По-своему.

- Спасибо, Ваше Высочество. - Если уж рубить, то с плеча. Не сейчас, не здесь, не так. Сейчас между ними то, что невозможно изменить и один другого не слышит. Остается только сделать то, что он решил. То, чего хочет с того момента, когда пришел в себя уже в самолете к Претории. Да, в первую очередь он думал о Наннали, но  разговор с журналисткой вскрыл нарыв... И  теперь он помнил, что случилось.  Старался не думать, пока с принцессой все не будет хорошо... Но теперь-то уже ничто не держало на замке тот ужас. Хуже чем есть, Дункану уже не будет, сильнее Наннали не ранит никто и ничто.

Он вышел молча, чувствуя, что сейчас пытаться что-то склеить  не стоит.  Нужно просто делать то, что решил. В конце концов... Она разрешила, верно? А если с ним что-то случится, вероятно, Рубен подберет идеально удачные момент и слова, чтобы сообщить принцессе, что ей понадобится новый рыцарь. А может, ему повезёт и он доживет до момента, когда будет готова его услышать... Одно из двух.

Но как же хотелось вернуться на полдороги попросить прощения, обнять, сказать что был дураком и попробует начать заново...

Вот только на лестнице стоял тот, кого Дункан, пусть и глупо и нелогично, зачислил во враги. И рыцарю уже было не страшно высказать все что накипело. И если уж он не спустит Эшфорда с лестницы, то только ради Наннали. Да и необязательно старому ублюдку знать, что Дункан хочет сдержаться от насилия...

<...>

...Он сдержался. Лишь коротко бросил напоследок,  сдерживая, но не скрывая ярость:

- Она не мой питомец, старый хрен. Но и не замена Марианны для тебя. Забудешь об этом -  имя Эшфордов носить станет некому и начну я не с тебя.

И ушёл. Больше нечего было говорить и не хотелось, все что можно и нельзя, они все друг другу сказали. И если Эшфорд потеряет берега и хочет чтобы его семье устроили новый Гленко - он получит то, на что нарывается.  Вот что терзало Дункана изнутри, прорвавшись сейчас и став достаточной причиной.

В тот раз они с Рианнон не смогли спасти ни Нину, ни погибших. Он спас ту девушку, но не спас несчастных в самолете. И Наннали спасти не может. Но всегда есть выход. Можно вершить возмездие над виновными.  Можно бить первым, чтобы никто не погиб. И перед ним целый континент для этого. Континент, который его принцесса хочет сделать лучше - но для начала надо выполоть сорную траву. Он тоже учился, как и где мог, он знал, что здесь немало зла, которое не буры или британцы принесли.

Не стоило забывать о том, что он не политик, не ученый, не педагог и уж подавно не нянька. В первую очередь, вне зависимости от того, кому он дал клятву и где он сейчас, на том пути, который Дункан Кэмпбелл выбрал сам и по своей воле, не ради чьего-то мнения, а потому что хотел, он...

...Солдат. Воин. Офицер. И это он заслужил честно от начала до конца, не получил в дар откуда-то свыше. Это то, что он умеет, и ведь всё так просто - не пытайся влезть в чужую шкуру, стать кем-то иным, если можешь служить Наннали  тем способом, который знаешь лучше других, на тех путях, где Эшфорду уже не ходить, да и Боте недолго осталось.

Начал действовать - не сомневайся и доведи до конца. Урок отца. Время пришло его усвоить.

Собрать людей, выбрать тех, кто пойдет с ним. Отдать последние приказы. Резко, возможно, слишком, оборвать попытки возражать ему. Увидеть даже у отчаянной Дельфины в глазах опасение и нежелание спорить. И наконец, последний раз поколебавшись и дрогнув, снять трубку:

- Генерал Фонтейн? Это Дункан. Мы можем поговорить? - Он знает, у кого учиться, чтобы Наннали не понадобился кто-то другой там, где надо действовать не только добрым словом. Фонтейн хватило десяти лет, чтобы стать генералом. Ему придется сократить этот срок. Стать тем, кто нужен Наннали, способен её зхащитить и не будет жаться в тени титанов  политики и войны. Тем, кто будет иметь право показать на дверь кому угодно, а если тот против - вышвырнуть в окно.

Он не хотел оставлять для принцессы ещё слов, но все же их нашел, пеечатая на машинке-транскодере в шрифт Брайля...

"I cannot be Your shield now. But I can be Your sword. And I will."

Колеблется, но все же дописывает под пафосным заявлением - "Please, don't forget to eat in time, stupid Kitten."

Собраться - недолго. Фонтейн все поняла и на аэродроме его подождет самолет, отправляющийся на границу Мозамбика. Рыцарю явно придется отвечать на вопросы, но это не страшно. Бойцы, которые решили пойти с ним, догонят его потом, когда он разберется с назначением, но он сам торопится, бежит от этого проклятого особняка, где все его усилия оказываплись бесплодными. Это не их с Наннали дом, нет... мимолетная мысль на грани сознания проскальзывает почти незаметно - до времени.

Когда он чуть не спотыкается от спешки, влетая в самолет в последний момент, ему протягивает руку, помогая удержаться, смуглый парень в форме с изображением курящей трубку змеи на нашивке.

- Хей, мало кто так торопится на войну. Ты кто?

- Дункан Кэмпбелл. Спасибо... А ты?

- Луис ди Соза Ламейра, 7-й Экспедиционный. Давай, рыцарь, будь как дома. У нас топлива полно, чтобы долететь... И не только для самолета. - Боец многозначительно встряхивает серебряную флягу, когда грузовая рампа закрывается за рыцарем и самолет начинает неторопливо катиться по взлетной полосе.

Дункан даже не возражает, оказавшись в компании бразильских солдат, законченных головорезов даже по меркам британской армии. "Будь как дома", да? Сейчас он готов принять этот дом. Мир обманул его... Но война никогда не обманывает. И никогда не меняется.

И в момент, когда самолет грузно отрывает колеса от земли, Дункан Кэмпбелл чувствует, что что-то он всё же сделал правильно.

Уезжай и старайся улыбаться. Послушай немного рок-н-ролл по радио и иди вперед по жизни со всей храбростью, на которую способен, и со всей верой, которую можешь наскрести. Будь честным, будь смелым, выдержи. Все остальное – темнота.