Проверки, которыми буквально обкладывали Бена, шли одна за другой. На протяжение уже трёх дней ему с самого раннего утра приходилось ехать из Выхино, где он снимал скромную развалившуюся однушку, для того, чтобы в очередной раз встретиться с людьми не иначе как из ГСБ. Мальченко не распространялся, но понять, откуда у него всё ещё остался доступ к личным данным каждого сотрудника, было несложно. Да и специалистов по полиграфу он для своих наёмников явно не нанимал.
Похоже, что за это время Мальченко совсем не изменился. Он всегда был достаточно хитёр и пронырлив. Не всегда, разумеется, его навыки применялись во благо. Но во всём остальном Станислав Васильевич оставался для Бена образцовым командиром, который не стремился выслужиться и плевать хотел на штаб, если тот лез не в своё дело.
Так и сейчас Кламски с большим доверием относился ко всем процедурам, которым подвергал его Мальченко.
Собеседования из раза в раз проводились в подсобном помещении у кадровиков. Дверь туда, по словам самого Станислава, до этого открывалась не более десяти раз. Кого только проверяли на полиграфе — оставалось неясным. Но Бен и не спешил узнавать — прекрасно понимал, как могут отнестись к тому, кто на первых же порах задаёт слишком много вопросов.
— Закончили? — миловидная девушка, работающая за стойкой в холле, заулыбалась вышедшему из отдела кадров Бену.
Этот вопрос уже успел стать привычным, с каждым разом рискуя превратиться в ощущение дежавю. И в этот пятничный день звучал из уст молоденькой белокурой красавицы особенно радостно. Кламски с пониманием улыбнулся в ответ — за тот год, что он проработал в Беларуси, он успел хорошо познать то, что сейчас испытывала эта сотрудница. Работая пять дней в неделю, начинаешь с особенным трепетом относиться к выходным, и каждые — как отдельный праздник.
— Нет, — коротко ответил Кламски, как между делом упираясь локтём на стойку. — Впереди меня ждёт ещё не одно собеседование с большим начальством.
Восхищённый взгляд девчушки уже который день переполняло любопытство к загадочному мужчине в плаще, разговаривать с которым приходят люди из неизвестной никому организации в сопровождении самого директора, который в этот самый момент продолжал находиться в комнате с полиграфом, беседуя с проверяющими.
— Что же вы там делаете такое интересное? — несдержанно выдала она, подаваясь вперёд. — Никого так при поступлении сюда как вас не проверяли.
Рассказывать, разумеется, ничего было нельзя. Все эти беседы — не для ушей. И вряд ли кто-то ещё, кроме директора и проверяющих, узнает об их содержании.
— Ну, знаете ли, — Кламски выбрал тактику остранённых бесед, непринуждённо взяв пальцами новогоднюю ёлочную игрушку, которой была украшена пушистая лесная красавица на стойке, и принявшись её рассматривать. — Должность директора по безопасности требует множества уточнений. Связь с прежними работодателями и всё такое... Ну, вы знаете, что бережёного Бог бережёт.
В этом он не соврал. И это же можно было разглашать без зазрения совести. Ведь именно такой официальный предлог использовали для всех прочих, когда речь шла о визитах Бена.
— А я уже знаю, что вы на место директора безопасности пробуетесь, — девушка гордо засияла. — У нас давно говорили об этом. Да и пора бы уже Станиславу Васильевичу помощников завести. Он, бедненький, на трёх работах пашет, а здесь так вообще за десятерых работает! Представляете, никого уже нет, кроме охраны, а он в двенадцатом часу только через турникеты пробивает! Девчонки из табельной всякий раз от шок оправиться не могут, сколько же можно работать так!
Бен внимательно слушал, про себя отмечая всякую информацию, что может ему пригодиться. Ведь торопиться некуда, а знания лишними не бывают. Девчонка продолжала тараторить, да так жалостливо рассказывала про Мальченко, что Кламски стало искренне жаль этого политика-инноватора-креативщика.
— Ничего, — Бен утешительно улыбнулся. — Скоро полегче будет. Авось не в одиннадцать, а хотя бы в шесть будет уходить.
Кламски вздохнул, посмотрев на часы, собираясь ретироваться — пожалуй, единственное место, куда он сейчас торопился, было уютное мексиканское кафе в торговом центре за забором.
— Пойду я. А вам — хороших выходных, — похлопав девушку ладонью, Бен попрощался и отправился восвояси.
Морозный ветер нещадно обжигал щёки. Кламски, которому за время жизни в Латинской Америке полюбилась тёплая погода, ускорил шаг, стремясь поскорее убраться в тепло. И даже предпраздничная, немного суматошная обстановка, не прибавляла желания находиться в этом холоде хоть сколько-нибудь.
Вот только уже у самой проходной Кламски встал, как вкопанный, не без удивления и подозрения вглядываясь в шумное столпотворение за оградой. В руках людей были всевозможные плакаты, напечатанная на листах А4 и А3, у многих они же были прибиты к доскам.
— Транспаранты что ли? — недовольно пробормотал вслух Кламски и подошёл ближе к шестиметровому забору, почти вплотную прильнув к сетке, чтобы получше рассмотреть собравшуюся толпу.

На появление незнакомой девушки, начавшей разговор на немецком с едва ощутимым где-то на кончике языка акцентом из восточной языковой группы, Бен отреагировал с небольшим запозданием. Здесь курок револьвера не приходилось держать на взводе и Кламски позволил себе небольшую расслабленность, сохраняя сосредоточенное на толпе внимание. Он нисколько не был удивлён появлению иностранки. Более того, Кламски ничуть не сомневался, что девушка, чей силуэт он мог угадать боковым зрением, не из обычного персонала.
— Не думаю, что они затевают что-то хорошее, — прокомментировал Бен, наконец, оторвавшись от созерцания толпы и обратив взор на девицу.
Одного взгляда на раскосое лицо незнакомки оказалось достаточно, чтобы объяснить присутствие изысканного акцента в её речи, а беглый осмотр внешнего вида в целом подтвердил мысль Кламски о принадлежности красноглазой красавицы к военизированным структурам «Легиона».
«Интересно, — в голове закрутилась преисполненная иронией мысль, — Она — не первая наёмница среди тех, кого мне довелось увидеть на службе у «Легиона». Стас специально отбирает к себе исключительных красоток, или это я слишком субъективен?»
— Любопытно, — не отрывая одной из рук от сетки забора, заинтересованно констатировал Бен, продолжая рассматривать экзотическую даму, которая не очень-то торопилась производить впечатление. — То ли у вас коллеги наблюдательные, то ли я слишком выделяюсь из московского колорита.
Впрочем, нужно ли её было производить впечатление? Азиатка сама по себя выглядела так, что ни в каких представлениях и эффектных выпадах не нуждалась. Гордая осанка, твёрдость во взгляде, холодная бесстрастность в голосе — это говорило о ней куда больше.
— Собрался уходить, но теперь подумываю не торопиться, — ответил Бен, снова повернув голову в сторону толпы, что с каждой минутой становилась всё громче. — Наблюдать за протестами — всегда очень интересно и познавательно.
Впрочем, пока что толпа была похожа на вывалившиеся из банки шпроты, лениво расползающиеся по тарелке с закусью и ничего действительно интересного не происходило.
— А вы здесь — на какой должности? — внимание Кламски переключилось на азиатку и он, переступая с ноги на ногу, стряхнул снег с ботинок.

Отредактировано Ben Klamsky (2017-12-26 22:41:20)

Вместо того, чтобы созерцать чёрное полотно, что распростерлось на мили вокруг, Алина предпочитала идти не опуская головы и смотреть вперёд, но через стёкла солнцезащитных очков, и пусть на дворе был декабрь месяц - кого волнует её внешний вид.
Дела шли прескверно: отъезд Макарова с предполагаемой любовницей, сильный запой; отстранение с должности, пусть даже условное… Этот список можно было продолжить, но Тихомирова решила попробовать всё переиначить, и с того момента, как состоялся очень нужный разговор с Романом Малолиным прошло уже больше двенадцати часов. Именно столько времени прошло с того момента, как Тихомирова Алина, больше известная как Кобра, начала очередную попытку по изменению своей жизни. Больше двенадцати часов она не притрагивалась к бутылке. И с каждой минутой её решительность всё больше сходила на нет…
Утром у Алины закончились таблетки, не оказалось их и у Романа, обитавшего по соседству, а жить с головной болью, как известно, не самая завидная участь, и Кобра решила не только пропустить утреннюю пробежку и заглянуть в аптеку, а съездить в торгово-развлекательный комплекс “Европарк”, что располагался на Рублевском шоссе, как и штаб-квартира Легиона. Можно было посмотреть новогодние подарки друзьям и что-нибудь интересное для Станислава Васильевича, родившегося аккурат в канун Нового Года, что Алина и делала, приняв обезболивающие и несколько часов прогуливаясь по магазинам и огромному супермаркету, занявших два этажа, но ничего подходящего не нашла, впрочем не расстроилась. Тихомирова совсем не ставила себе цель закупить всё и сразу, зато у неё получилось развеяться и какое-то время не думать о том, что происходило в жизни. Надписи о предновогодних распродажах, витрины, которые уже во всю начали украшать, и улыбки консультантов в магазинчиках вселили в душу Кобры некое подобие праздника.
Когда Алина собиралась ехать обратно, ей пришла смска. Кто бы сомневался, что Кабан откажется от вредной еды с доставкой на дом. Тихомирова, наученная опытом, тут же перезвонила товарищу, чтобы не оказалось, что она взяла просто сырный воппер, а надо было двойной и с халапеньо…
Обратно автобус привез Алину на удивление быстро, минуя плотный поток автомобилей, и Тихомирова уже мысленно вручала Роме его вкусно пахнущий бумажный пакет, который занимал её левую руку, но её ждало кое-что посерьезнее московских пробок: беспокойная толпа с транспарантами преградила  путь к КПП и не пропускала машины. Кобра поправила сумку через плечо и, наплевав на инстинкт самосохранения и зайдя митингующим со спины, начала уверенно проталкиваться мимо стоящих людей. Алина хотела только одного - попасть к себе в квартиру, проблемы же Легиона её безвременно не касались - пусть Стас со всем разбирается, а еще новый директор по безопасности. Тихомирова еще точно не знала, приняли ли на эту должность Бена Кламски, оказавшегося сослуживцем из "Вымпела". Ей просто повезло услышать это от Мальченко, ведь теперь Тихомирова вообще мало что знала, и, несмотря на меньшую нервотрепку, это не было поводом для радости и уж тем более для гордости. Как и каждый новый ответный тычок локтем, от которых Кобра всё больше закипала, еле сдерживаясь, чтобы не спровоцировать драку в гуще вовсе не дружелюбных незнакомцев, пусть это и было сродни самоубийству. Но “одну из этих” уже приметили, и Алине оставалось лишь надеяться, что она успеет добраться до КПП раньше, чем собравшиеся осмелеют и, перестав ограничиваться матом и толчками, перейдут к более решительным действиям, а Тихомирова окажется в самом центре событий...

Ох и непросто было Алине держать себя в руках, когда со всех сторон летели голословные обвинения, а самые смелые толкали её из стороны в сторону. Гнев зарождался где-то в самой груди, поднимался по трахее, нестерпимо обжигая, и выходил через ноздри, остывая. Опасный клубок безумия неумолимо рос внутри, распаляя, подначивая Кобру, что мысленно уже ломала кости человеку слева и стирала кулаком улыбку со смазливого лица студента, возникшего прямо перед ней. Алина сглотнула, почти ощущая будоражащий вкус крови во рту, и стиснула зубы.
Но ни всей этой разношерстной толпе, ни отдельно взятому молодняку с активной политической позицией, ни Макарову, будь он трижды неладен, не удастся вывести её из равновесия в ответственный момент, как бы ни стучал в висках адреналин и ни бушевали гормоны. Остыть горячей голове помог и неслабый мороз, сковавший щеки и без труда атаковавший пальцы под перчатками. Драться в такой ситуации - не иначе, как переломы зарабатывать и простуду до кучи, чтоб было.
Смирившись со своей незавидной участью, но прекрасно зная, что всему есть конец, Кобра не останавливалась, чтоб не оказаться заблокированной толпой, и почти самостоятельно преодолела живой барьер перед КПП, как услышала показавшийся очень знакомым голос. "Уступаем место женщине?.. Это мне что ли?" - Алина дёрнула уголком губ, едва сдержав улыбку, и рефлекторно повернула голову в сторону источника звука, всматриваясь в лица. Ждать, пока толпа переключится на мужчину, появившегося с той стороны забора, было неразумно, и Кобра, всё ещё мысленно удивляясь факту, что кто-то пришёл ей на помощь, и поспешила навстречу нежданной подмоге, достаточно эффективно усмирявшей ещё одного активного студента...
Преодолев быстрым шагом под свист толпы КПП, Алина услышала два последовательных характерных звука при прикладывании карточки и, убедившись, что мужчина в порядке, прошла несколько метров вперёд, а затем повернулась, чтобы получше осмотреть смельчака, вышедшего ей навстречу.
- Obrigada, - по привычке на португальском произнесла Кобра, поднимая на лоб очки. - Алина Сергеевна Тихомирова, заместитель командира по дисциплинарной части, - она сняла перчатку с правой руки, порадовавшись, что пакет с припасами для Романа тоже цел, и протянула ладонь для рукопожатия. - Кого имею честь поблагодарить за... - начала было она, но осеклась, ещё раз всмотревшись в лицо мужчины. - Вениамин? - невольно улыбнувшись, спросила Алина, а потом сложила в голове два и два. Она помнила только одного человека из "Вымпела" по фамилии Кламски, но подумала точно так же, как когда-то в отношении Сергея Тихомирова, сославшись на одинаковые фамилии. И оба раза ошиблась, потому что теперь, когда Кобра стояла лицом к лицу с мужчиной, не узнать сослуживца было невозможно. - Или правильнее будет теперь называть тебя Беном? - засмеялась Тихомирова. - Можно поздравить с назначением или ещё рано?
Увидеть Вениамина в "Легионе" Алина ну никак не ожидала, особенно после стольких лет тишины, когда о нём не было ничего слышно. Но у каждого вымпеловца были свои скелеты в шкафу, которые, порой, спасали им жизнь. Так что Кобра просто искренне порадовалась своему сослуживцу, которого видела теперь перед собой живым и здоровым.

- Sim, te reconheço... - совсем по-другому говорит Кобра на португальском, не прикрывается привычным сарказмом, даже улыбается непривычно искренне и светло. - В твоём гардеробе всё ещё остались те забавные сапоги со шпорами? - с озорным прищуром продолжает она на своём любимом языке и вторит смехом мужчине, даже кажется, будто бы живой блеск появляется на секунду в её глазах, но через секунду они оказываются за тёмными стёклами солнцезащитных очков - Алина позволяет читать себя ровно столько, сколько считает нужным, а следом надевает перчатку на покрасневшую от мороза руку.
- О да, он тот ещё формалист, но тебе ли не знать важность всей этой многоступенчатой процедуры, - Алина следует за Беном по протоптанной дорожке, но даже то, что она видит лишь его спину, не мешает их разговору. Когда заговаривают о работе, процент звучащих канцеляризмов зашкаливает, но ведь так и на деле, когда копаешься в бумагах, решаешь дела, носишься, улаживая тонкости, вносишь исправления, чтобы всё было по единому образцу... Кобра старается не думать о том, что даже необходимая бумажная часть её обязанностей интересней, чем поиски развлечений за пределами штаба или поиск истины на дне бутылки в одиночестве в четырёх стенах, и желание серьёзно поговорить со Стасом о восстановлении только крепнет в Алине. А ещё она не без доли внутреннего раздражения в адрес всё того же Мальченко надеется, что Вениамин не знает о её нелепом временном отстранении.
- Такое - впервые, - абсолютно спокойно реагирует на происходящее вокруг Кобра, останавливаясь лишь затем, чтобы пропустить мужчин в форме, спешащих в сторону толпы, словно бы не имеет никакого отношения к "Легиону". Да и вообще Тихомирова не кажется ни смущенной, ни удивленной тем фактом, которым завуалированно, в лучших традициях тайных агентов из Латинской Америки поделился с ней Кламски - её разговорчивым спутником, возвращавшимся на корабле в Россию, оказался именно он. Алина не испытывает даже досаду, что не смогла разгадать эту загадку раньше. Отголоски проявления Коброй эмоций прозвучали на языке мятежной свободы и оказались погребенными под равнодушием, как Москва в середине декабря под снегом.
- Это неудивительно, ведь организация наращивает свою мощь, но я уверена, что ответственные справятся с этим недоразумением, - находит, что ответить Алина, хоть и делает это из уважения к Бену, чем по каким-то другим причинам, и произносит всё с подчеркнутым спокойствием, будто бы и не было никакой проблемы с неконтролируемой толпе, будто бы сама Кобра на себе не ощутила и физически, и эмоционально готовый выплеснуться на любого подвернувшегося гнев. Не говорить же прямо, что ей теперь всё равно, хоть по кирпичикам пусть штаб растащат, когда её там не будет. Что-либо, относящееся к ЧВК, волнует Алину ровно до тех пор, пока касается её лично. И подобный настрой со стороны Кобры будет сохраняться, пока руководство не поменяет своё к ней отношение, как в лице Мальченко, так и Макарова, не очень-то торопившегося возвращаться. Если же с Владимиром что-то случится, то Алина знает, с какой одноглазой содрать шкуру.
- А где ты сейчас живёшь? - меняет тему разговора Тихомирова, но дальнейший диалог приходится отложить обоим, потому что из главного входа появляется сам Станислав Васильевич. В голове Алины проносится известная фраза про директора.

— Мне куда интереснее, откуда у Станислава Васильевича столько времени, а ещё духовных и физических сил на столь неоднородные виды деятельности. Политика, наёмники, ещё и то техническое ОКБ, которое ведёт разработку протезов, военной экипировки и вооружения?
Впрочем, насчёт последнего Кламски не был уверен — экономические дела Мальченко на фоне происходящего в тени, что отбрасывают великие, Бена интересовали мало, а вот нервное напряжение генерального — это уже всеобщая проблема и одна на всех головная боль. Или одна за всех — тут уж как повезёт. А когда её последствия изливаются на всех в виде финансовых затруднений, бессмысленных юридических споров, отвлекающих от реального положения дел, и других нелицеприятных вещей, страдать начинают все. Такое Кламски неоднократно видел не предыдущих местах работы, в том числе и в пресловутом ГСБ, чем Алина тоже может похвастаться и за счёт чего она не даст Бену соврать, появись необходимости пред кем-то изъясняться.
Но не может убежать от чуткой интуиции Бена как перо отточенные интонации голоса Алины, чем-то напомнившие ему те, которые пришлось слышать на корабле ему год назад. Наученный опытом общения с категоричной военной, Бен старается не задевать её лишний раз расспросами о положении дел в Легионе. Успеет, как-никак, всё ещё впереди.
Тем не менее, Алина сама возвращает разговор в двустороннее русло, открывая фланг своих ворот для ровного навеса. Но ответить Бен едва успевает.
«Станислав Васильевич?»
Он пробивается напролом. Так, как привык. Каким его запомнил Кламски и многие другие. Напрямую. Сквозь дебри. Прошибая препятствия как какой-то лишний, не нужный элемент полосы для бега. Уверенный, решительный, злой. Но через мгновение всё это сменяют недоумение, шок, непонимание. Контраст сбивает с толку, и не может воспрепятствовать к последующему ответу. И, знаете, вот что я вам скажу: видеть политика, директора, будущего бывшего кандидата в премьер-министры, кидающимся снежками в толпу протестующих, да ещё и поливающих пусть и не самой отборной руганью, но...
«Маслята?»
...зрелище, скажем, далеко не самое воодушевляющее на подвиги во имя Российской Империи.
— Станислав Васильевич, — Бен кладёт руку на плечо Мальченко, словно это он пришёл восстанавливаться в должности руководителя, а не Бен заявился вернуться в подчинение, пусть и с значительным повышением зарплаты и должностных полномочий. — Не стоит. Это ведь провокаторы. Вас завтра же в Интернет повесят, если кто-то успел это дело заснять. Вы ведь не хотите гробить свою политическую карьеру только из-за принципов, которые помогают вам держать бразды правления в «Легионе»?
Кламски замолчал, ожидая, что обладающий ледяным спокойствием и невозмутимостью Мальченко хотя бы развернётся в его сторону.