Естественно, генерал Бота узнал голос говорившего с ним, еще до того как тот представился. Обращения Шнайзеля к британским солдатам и гражданам стран подвергшихся британскому вторжению он видел не раз. А вот на личный разговор с ним он не рассчитывал никак. Придя сюда, он мог рассчитывать на предложение о сотрудничестве от какой-нибудь группировки внутри Евросоюза, благо таковых предостаточно. Или на провокацию, о чем забывать не стоило. Да и кто бы мог поручиться, что говорящий с ним это действительно Шнайзель, а не искусная имитация. Никто. Премьер-министр Британии, делает предложение южноафриканскому военному в центре Прижа. Как будто, Бота решал подобные вопросы. Вернее Бота их решал, только вот это был другой Бота. А в прочем, если не сгущать краски и допустить что Шнайзель действительно сделал подобное предложение, генерал армии Ганнибал Бота, обладал возможностью повлиять на это решение. Ровно как и то, что возможно его ответ готовятся выбросить в прямой эфир по всему Евросоюзу, чтобы доказать что генерал Бота предатель, или безумец, или все вместе.
Подошедшая официантка поставила на стол поднос с бокалом, наполненным ароматным, янтарным напитком. Поняв, что генерал занят разговором, она мгновенно удалилась. Принесший телефон агент,  на кого бы он на самом деле не работал, старательно делал вид, что происходящее к нему не относится. Марк, сидящий за соседним столом, представлял собой аллюзию на черный айсберг, хотя на самом деле сосредоточил все внимание на подозрительном госте, и  прикидывал, как сделать так, чтобы его останки не заняли много места на парижской свалке. За всем этим с разных концов зала следила дюжина агентов контрразведки MIK. А полторы сотни туристов на вершине Парижа ничего этого не замечали. Так что, на самом деле генерал Бота остался наедине со своим собеседником.
- Интересный вопрос, - проговорил генерал, когда Шнайзель закончил. И надолго замолчал. Было предельно ясно, что делать, если это подстава. А если же нет? А в прочем, какая разница. Да, кто бы ни был по ту сторону, он затронул за живое. Верно было то, что Ганнибала Боту тошнило от того, во что выродился Евросоюз. От управлявшего им сборища лысых обезьян, на равных способных соперничать с китайскими евнухами по жадности и лживости, но легко давших бы им триста очков вперед по изворотливости. Конечно, были на верху и приличные люди, где их только нет, но задавали тон не они. От чудовищного бардака на всех уровнях.  Верно было то, что у нынешнего Евросоюза не было бедующего, и если он продолжит упорствовать в своем нежелании меняться, то погибнет, сожранный британским львом по кускам. Верно было то, что генерал Бота  желал мести. И с огромной радостью расправился бы с организаторами и исполнителями Йеменского предательства. Вот только одно но…
Буры никогда не были предателями. А Ганнибал был военным, для которого верность было важнейшим качеством и  первой добродетелью. Да, он своими руками с радостью расстрелял бы, зарезал, забил бы до смерти всех этих недожаренных баранов. Марионеток-президентов кивающих в унисон хозяину в совете пятисот. Больных на голову царьков-диктаторов, с которыми сюсюкались немцы и французы. Продажных душонок и интриганов пирующих во время чумы. Но Евросоюз все еще был тем знаменем, за которое сражался генерал Бота.  И для него Евросоюз был теми солдатами, теми французами и русскими, итальянцами и немцами, испанцами и арабами, с которыми он тридцать лет месил окопную грязь вперемешку с кровью. Которые дрались бок о бок с ним и умирали рядом с ним в Марокко, Намибии, Нигерии и прочих дырах, которые приходилось затыкать своими мясом и кровью. А еще Евросоюз для генерала Боты был теми людьми, которых он должен был защитить. Пусть даже они и небыли его согражданами, но мог ли генерал забыть художества британцев там, которых он насмотрелся за свою  жизнь. Толпы полуживых беженцев на пыльных африканских дорогах, обгорелые трупы извлеченные из под развалин отеля, в котором погибла Лиза. Мог ли один Йемен перечеркнуть годы союза и рожденного в боях братства? Простил бы ему это Манфред? Да Ганнибала и его страну предали. И отняли у него сына. Но кучка заговорщиков внутри Германии, не были всем Евросоюзом. Разве мог один Штерн перечеркнуть синеглазую валькирию Милинду. Или Крестовского старшего, с которым они еще фельдкорнетом и старлеем, полуживые глотали спирт, посреди марроканской пустыни. Или полковника Овардо, горевшего заживо со своими людьми, но выигравшего для союзников время, чтобы выбить британцев из Нигерии. Или… Да сотни еще этих или.
- Пожалуй, мне нужно более подходящее место, чтобы ответить вам, Ваше Императорское Высочество, - прихватив с собой телефон, генерал направился на обзорную площадку. Оглядевшись, он увидел то что ему нужно. – Хороший к стати агрегат, сколько тут функций, - проговорил он, включая веб камеру. Небольшой наблюдательный балкончик, отделенный от основной галереи остался незамеченным туристами, не разглядевшими вход на маленькую лестницу. Поднявшись, генерал закрыл пальцами отверстия микрофона и обернулся к неотстающему от него Марку.
- Нож!
Поняв, что задумал командир, Марк извлек из наплечных ножен клинок и подал его держа за рукоятку, лезвием вниз. Взяв его у телохранителя, Бота поднес телефон к уху.
- Извините за ожидание Ваше Императорское Высочество. Мой ответ будет краток.
И швырнул телефон вверх, метнув вдогонку нож. Боевой нож Кommandokorpsa, пробил аппарат насквозь, врезавшись прямо в глаз камеры, так что его лезвие было последним, что увидел Шнайзель. Можно было бы конечно и выстрелить, но кому нужны газетные статьи о том, как пьяный генерал Бота палил с Эйфелевой Башни по прохожим.
- Скажи Сантино, пусть подгонит машину.
Вернувшись в бар, генерал подошел к своему столику, взял с него свой бакал и осушил его одним глотком. Не глядя, бросил на стол две стоевровые купюры и направился к лифту.

Эпизод завершен

Отредактировано Ганнибал Бота (2013-12-16 20:42:38)