Действительно, чёрный день принёс нам чёрные вести. Микола ожидал дурных вестей ещё до того, как верный Евтук вручил ему саблю товарища. Тучи на небе, вороны, спотыкающийся конь... Примет было более чем достаточно. А вот как реагировать на то, что ему привели двух китайцев, он ещё не знал. На Сечи его все звали отцом, а он называл казаков своими сыновьями и братьями. Однако, сможет ли китаец стать ему сыном и братом? Евтук хорошо о нём отозвался, но только это ещё не делало его казаком. Что же до сопровождающей его девушки... Вишневецкий пристально посмотрел на неё. Голубые глаза атамана, которые его жена называла "маленьким небом", сейчас больше напоминали лёд, нежели небо. Хоть и не очень высокий, он всё ещё смотрел на неё сверху вниз. Плащ из волчьего меха поверх красной рубахи из грубой ткани, густые хмурые брови, морщины и крючковатый нос явно не придавали ему образа добродушного старика. Скорее, наоборот. Худые, но он этого не менее крепкие, пальцы сжимали рукоять сабли покойного казака. Нет, девушке среди казаков делать нечего. На Сечи она остаться может, пусть живёт, но казаком она не станет. Да и хлопцев его лучше лишний раз не дразнить. Казаки народ порядочный, но горячих голов полно. Вернувшись за стол, атаман положил саблю на стол и принялся поглаживать усы. Никто не нарушал молчания. Неписанный закон Сечи гласил, что пока старший не скажет своё слово, остальные должны молчать. Наконец, атаман нарушил тишину. Голос его, тихий и властный, но с нотками дружелюбия, прозвучал довольно громко в тиши зала.

"Садитесь, коль пришли, и поведайте мне вашу историю. Говорите прямо и честно, ничего не утаивая, кто таки, откуда, и как попали к нам."

Все эти три дня пути несчастный китаец, то и дело ловящий на себе негодующий взгляд милашки-цветочницы, старательно осваивал азы украинского. Сложный, совсем не похожий ни на родной китайский, ни на вызубренный английский, он давался ему непросто.

«Горилка – то, что жжёт. Хлопец – парень. Гарный – славный...» - в последние дни жизнь вертела его с ног на голову, макала в дерьмо и вытаскивала оттуда, дабы омыть проливным ливнем, спаивала и откачивала.
«И когда же это всё успело так резко поменяться?» - задавался вопросом бывший майор, что ещё месяц назад подавал большие надежды.
Но Будда решил, что обыденность и размеренность не для этого мужичка, взял его за шкирку, да забросил на Запорожье. Шутник чёртов.

Их встретили огромные просторы полей, заполненные пожатой рожью, низкие домики, да домашняя живность. Росший в деревне Сунь почувствовал себя мальчишкой, что ещё вчера собирался уехать в огромный Пекин нести службу, да струсил и вернулся домой.
И пусть местный люд был вовсе не его старыми соседями, дух простоты, налаженного быта и преемственности поколений сквозил в каждой мелкой детали. Словно сошедшая с картинок Сечь казалось бы предлагала китайцу возможность начать жизнь заново. Он и со стороны выглядел как дурачок, что радовался тогда, когда места счастью и быть не должно. Даже приобнял Ксиу, добродушно бросив ей улыбку, но поймав на себе очередной осуждающий взгляд китаяночки, отстранился, боясь вновь получить от той хороший пинок по яйкам.

Скромное здание штаба, охраняемое гарными хлопцами с саблями за поясом, приветственно впустило их в свои нутра, хвастаясь аутентичностью своей отделки и челами бравых воинов, ни одного из которых Джиан и в глаза не видел. Все как на подбор – суровые, усатые, взгляд горит, дух пылает!

«Словно попал в другой мир», - пронеслось в голове «узкоглазой Алисы из Пекина».
Наблюдая передачу орудия Евтуком, Джиан про себя помянул добрым словом павшего Тараса, пусть и не знал его в должной мере, да и сказать мог лишь то, что тот умел пить как конь, а саблей махал похлеще мельницы в ураган.

Муж, что стоял пред ними был уже не молод, но прямая спина, хорошая мускулатура и живость в глазах заставляли видеть в нём вовсе не одного из мудрых старцев, но сильного вождя, ведущего своих людей вперёд, за собой.
Джиан смутно понимал речь казака, но сделал вывод, что от него желают краткого изложения: «зачем же ты припёрся, рожа косоглазая?»

- Уважаемый «Пан», - молвил он на английском, надеясь, что лидер сих усатых сабленосцев поймёт его, - Мы, - кивнул он подбородком на Ксиу, - были спасены вашими «гарными хлопцами» из весьма дурнопахнущей истории… - и бывший вояка честно поведал ему события, произошедшие с ним за последние несколько дней. Сюда вошли и перестрелка в баре, и побег из тюрьмы, и совсем толика тягот дороги, - … И в завершение, я хотел бы выразить вам признательность за столь славных бойцов как Евтук, - лицо его озарила улыбка, - И Тарас, - которая тут же сползла, отдав дань уважения павшему.
Мужчина бросил короткий взгляд на цветочницу, призывающий её быть спокойной и сдержанной. Впрочем, той хватило ума и воспитания держать свои эмоции при себе.

Чужой язык приятным напевом ласкал слух. На каком бы наречии ни разговаривали Джиан с местным главарем, язык этот был куда более медленным, чем привычный китайский, и Ксиу закипала медленно, как старый алюминиевый чайник.
Единственное, что заставляло ее вновь и вновь напрягать слух – иногда проскальзывающие знакомые имена. Она успела привыкнуть к казакам и их странному говору, а уж каждый раз, когда она слышала свое имя – так и вовсе вздрагивала, ожидая самого наихудшего.
- Что значит «мертвы»?.. – Тихо прошептала она под тяжелым взглядом атамана. Несмотря на сочувственную интонацию этих слов, внутри у нее все похолодело в нехороших предчувствиях. Стоило атаману отвести взгляд от перепуганной китаянки, как она немедленно уставилась на Джиана. В глазах ее стояли слезы, хотя она и не понимала еще до конца все происходящее.
- Джиан, - одними губами позвала она, обхватывая себя руками: ее колотила крупная дрожь.

Ответ Джиана полностью удовлетворил атамана. Он был честен, а это самое главное. Что бы завтра его не ожидало, самый важный тест он уже прошёл. Неизвестно, как сложится судьба их в дальнейшем, но сейчас атаман мог быть уверен в том, что у него появилось ещё двое детей.
"Ждите меня здесь. Я скоро вернусь. А вы пока придумайте себе имена попроще. Ваши китайские не каждый казак выговорит."
Похлопав ещё раз Джиана по плечу, атаман покинул зал и закрыл за собой дверь. Человек, которого он искал, сидел в одной из комнат на первом этаже. В отличие от других казаков, чуба у него не было, но густой гриве белых волос и усам, что доставали до брюха, позавидовал бы любой. Богдан, один из казацких старшин, был старше Миколы. Намного старше и втрое шире. Ни для кого не секрет, что он любил поесть и выпить, и делал это сразу за несколько человек. Но его толстые пальцы-сардельки всё ещё сохранили некоторую ловкость, а в бою он с лёгкостью даст фору любому молодому казаку. Только вот бегать уже не может. Зато может делать то, чего не могут многие другие казаки - терпеливо работать с документами, разбирается в бухгалтерии и не задаёт лишних вопросов.
"Пане Богда, ходьте сюди. В мене для вас завдання. Зараз треба буде новеньких нагодувати та вiдмити. А потiм знайди Евтука, хай тобi доповiсть, як усе пройшло."
Поднявшись с полным казаком наверх, он завёл его в зал. Китайские гости всё ещё были там, да и куда им деться.
"Это пан Богдан. Он вас накормит, напоит и скажет, где ночевать. По всем другим вопросам тоже к нему обращаться. Пока тебя не определят куда-либо, он - твой командир. Китайского он не знает, но английский его получше моего будет. Вы поймётесь. А теперь ступайте, детки, вам нужен отдых."
Распрощавшись с неожиданными гостями, атаман вернулся на своё место и тяжко вздохнул, взяв в руки саблю Тараса. Завтра у неё появится новый владелец, но это будет завтра. А сегодня ещё не закончилось. Столько всего предстоит сделать. Оставив саблю в кабинете поменьше, Микола покинул штаб и сев на коня, ведь никакой транспорт кроме коня по казацким дорогам нормально не проедет, направился в славный город Запорожье. Нужно было решить, где китайцы будут жить, и сестра Оксана наверняка сможет ему помочь с этим.

«Ну вот. Пришло осознание горькой правды. Что у нас там дальше по учебникам? Утешить, показать, что есть на кого опереться?» - размышлял мужчина, притягивая к себе цветочницу, позволяя ей зарыться мокрым носиком в торс.
Поглаживал по волосам, словно бы сбрасывая дурные мысли, да шептал, что всё будет хорошо.
При этом он чертовски хотел верить в это сам. Какова она будет, новая жизнь, он и сам не знал. Мог лишь перелистывать выцветший страницы старой книги памяти, где были жалкие крохи знаний о казачестве.

Эта чудная эмоциональная женщина каким-то образом умудрилась вызвать у топорного «тигра» не только пресловутое срабатывание нужного навыка «успокой истеричку в нужный момент», но и ответные чувства. С каждой слезинкой его желание заботиться и защищать, следить и помогать росло как на глазах.

Отворилась дверь, и в помещение, скрипя кризачами, вошли пан Вишневецкий и грузный немолодой мужчина. И если Миколу можно было назвать «боевым отцом», то этот богатырь вполне себе уже годился в «деды».

- Рады знакомству, господин Багдан, - кивнул бывший офицер, - Джиан Сунь. Эта очаровательна особа Ксиу Лан, - жестом руки указал он на заплаканную цветочницу, что всё старалась скрыть признаки своих душевных переживаний, -  Вскоре мы придумаем имена, что не будут резать ваши уши, да только сейчас желали бы поесть и обогреться.

«И целую гору платков для этой рёвы», - шутливое настроение было весьма не кстати, но оно помогало снять напряжение, пусть брошенные остроты и не покидали плена его черепушки.

Предстояла акклиматизация, привыкание к новому часовому поясу, новой пище, новой речи, людям, быту, в конце концов. Нелёгкая задачка для одного дня. Но Джиан верил, что они справятся. Он и Ксиу, с которой будущий казак теперь не спустит глаза ни здорового, ни обожженного.

Простое, пожалуй даже панибратское отношение к гостям хутора отзывалось спокойствием и теплом в сердце «китайчонка»: он с лёгкой душой осознавал, что такие люди не будут прятать за формальными фразами своей натуры, а предпочтут в лицо высказать всё, что о тебе думают. А честность Джиан любил, пожалуй, больше любых иных качеств.
Всю дорогу «будущий чубоносец» переводил своей спутнице на удивление беглую речь казака, чей жирок забавно трясся при ходьбе.
Стоило ему получить от толстячка новое имя, как он тут же повернулся к прелестной даме, протянул ей руку и произнёс:
- Евгений. Можно просто Женя, - с этого момента рушилась последняя связующая с прошлым нить. Майора Сунь Джиана, командира батальона «Огненные тигры» больше не было, - А вас, я полагаю, зовут теперь Ксюшей, - он даже не стал ждать, когда та отреагирует, схватил её ладошку, пожал, да так и не отпустил, когда возобновил свой ход. Впервые за долгие годы этот чопорный живой пень лучился юношеским задором, словно бы компенсируя годы серьёзности и занудства. Здесь и сейчас он ответственен лишь за неё.

Горячий душ и новая одежда, любезно предоставленная местными ткачами, пришлись как нельзя кстати, ещё сильнее подняв дух китайца. Выйдя из душевой, он ожидал, когда Ксюша закончит наводить марафет и наблюдал за семьёй Богдана. Славная и многочисленная, она жила скромно, но при том в достатке. Старый казак даже каким-то чудом умудрился в своём возрасте уделать светловолосого мальца, что постоянно носился по комнате, прятался под лавкой, визжал и хохотал. В голову вояке закралась мысль: а не стала ли эта чудесная поездка в далёкие, столь непривычные вольные края подарком судьбы?

«Будда, я благодарен тебе искренне за новый дом и новую жизнь, за новых людей и новые возможности», - глядя на первые звёзды, отправлял он мысленно в космос, где пузатый (под стать их гиду по вопросам казачьей жизни) мудрец, должно быть, со спокойным лицом принял благодарность и продолжил плыть в нирване.

И стоило цветочнице появиться пред ним в новом образе, «Женя» с удивлением отметил, что несмотря на несовпадение размеров с формами, девчушка выглядит совсем по-иному.
- Красотка, - пульнул он леща, присвистнув, да отправился за стол, где его ждало такое огромное количество всевозможных новых блюд, от которых текли слюни, урчал живот и голова шла кругом, стоило лишь учуять запах.
Пожалуй, больше всего он оценил этот странный свекольный суп, где плавали куски сухого теста. Он уплетал уже вторую тарелку, да всё слушал хозяина дома, что добродушно, даже особо не думая, судя по скорости принятия решений, позволил им остаться у него гостями на «неопределённый срок».
- Эх, господин хороший Богдан, обязан буду вам по гроб жизни за доброту вашу! – и пусть слова эти звучали на формальном языке захватчиков, Евгений вложил в них всю душу.