Лакшми молчала, невозмутимо, спокойно, очень задумчиво и не отрываясь разглядывая мороженое… Только и исключительно мороженое, чудесное, вкуснейшее, очень и крайне шоколадное, во имя всех пресветлых богов и богинь, она могла бы есть мороженое вечно! Иногда окружающим даже могло показаться, что карминно-вишневые, оттенка очень спелой вишни, губки принцессы являются дверцей в какой-то очень жаркий мир, полный пустыней и полуденного солнца, в котором очень не хватает мороженого. Шоколадного… Лакшми рассматривала мороженое и вовсе не мешала милому Олли рассматривать её саму, во всех деталях, как бы и не замечая этого осторожного осмотра. Коротко вздохнула, аккуратно убрала прядку восхитительно чёрных, идеально уложенных волос с плечика, раскинувшихся по точеным плечам таким изумительным веером, что казалось, даже ветер специально отвлекается от своих основных занятий, чтобы заняться ее прической. Лакшми не возражала. Она знала, что красива – и если даже умело этим пользовалась, ну так что же? Надо быть полной идиоткой, чтобы не использовать все то, что подарено природой и не только… Снова вздохнула,  вскинула на мальчишку свои угольно-черные, длиннющие ресницы и посмотрела взглядом, очень темным, бархатным и внимательным-внимательным. Прям почти в самую душу… хотя не, немножечко левее. Там, где у таких вот юных, робких особ мирненько  отдыхали тщательно скрываемые от окружающих, никогда не понимающих их, грешки. Грехи. Все семь, а то и побольше будет. Грудь принцессы неспешно и очаровательно приподнялась под крайне пуританской тонкой тканью почти невесомого сари, под очередным трепетным, печальным вздохом. Ну разумеется, она могла заказать у любого портного любое понравившееся ей платье из последних коллекций, настолько последних, что они еще даже на подиумах мелькать не начали, деньги ее жениха позволяли и не такие расходы, а на имидж, включающий будущую жену, Фредерик разумно не жалел ничего, однако благоразумно отдавала предпочтение национальной одежде. Понимая, что именно сари, как ничто иное, идеально  подчеркивает ее безупречную женственность. Лакшми вздохнула и вновь уставилась на своё мороженое, даже не притронувшись к нему.
- Я хочу помочь Индии. Моя страна совсем недавно стала свободной… И она очень нуждается в помощи. Вы ведь меня понимаете, Оливер.
Теперь она даже не спрашивала, просто констатируя факты. И совсем не важно, что её не понимали. Это, даже, несомненно, лучше, чем могло быть! Лакшми обожала, когда ее не понимали, ведь самое главное было, чтобы все-все понимала она сама!
- И вы… могли бы помочь. Мне, Оливер.
Лакшми коротко и очень серьезно кивнула, аккуратненько зачерпнула ложечкой мороженое – чуть больше, чем та самая ложечка могла бы выдержать и спокойно донести до ротика принцессы, и крайне эстетичным и церемонным жестом понесла ложечку к губам, приоткрыла их, коснулась ложечкой, самым краем мороженого, погрузила в рот неспеша, действуя настолько эротично, что даже само шоколадное мороженое покраснело… Эротичности прибавлял еще тот факт, что со стороны казалось – девушка витает в своих девичьих мечтах и абсолютно не подозревает ни что за ней наблюдают, ни что она вытворяет сейчас с этой ложечкой и этим мороженым. А умела она много чего, потому что с такой подругой, как ее ненаглядная и очень опытная Ари, умений прибавлялось с каждым новым шепотком в ухо, с каждым новым разговором под одеялом! Несколько капель подтаявшего мороженого сорвалось с ложечки в самый пик увлекательнейшего процесса погружения, и как бы невзначай заструились по ключице, и ниже… и ещё ниже, прямо туда, в ложбинку, в ямочки… Грудь мягко колыхнулась, дрогнув настолько живописно, что засмотрелись даже птицы, перестав петь, к чёртовой матери, едва не свалившись с ветки, пока пытались все разглядеть как следует. А принцесса, ахнув, уронила ложечку, беспомощно хлопнула изумительно чёрными глазищами, и снова приоткрыла все еще полные ароматом мороженого влажные, алые губки.
- Ах, ты, Господи…
С легкостью переключаясь с личных и глубоко почитаемых индийских богинь на местный аналог, всплеснула руками, прикусила губку и растерянно вскинула глазищи на своего собеседника.
- Я такая неаккуратная…
Голосок недвусмысленно дрогнул, губка покраснела, глаза предательски заблестели подступающим водопадом слез.
- Ох…
Губки задрожали, а Лакшми, не глядя, осторожно и медленно провела пальчиками по своей шейке и ключице, отыскивая, чего б там стереть, пытаясь срочно и очень быстро ликвидировать последствия катастрофы. Из мороженого, конечно же! Бархатные пальчики с изумительным маникюром скользили по гладкой коже очень персикового оттенка, опускаясь всё ниже… и ниже… подцепляя пёструю ткань сари, случайно стягивая ее с точеного плечика – она была слишком увлечена тем, что творилось на ее груди, чтобы замечать все!
- Вы ведь мне поможете, правда, милорд?
Черные, умоляющие глазищи очень сливового оттенка – такими по-настоящему вкусными бывают только огромные, черные сливы, вызревшие на самой верхушке дерева – глянули на Оливера в упор, уже не уговаривая – требуя. Потому, что таким глазищам… им просто не отказывают. Мальчики или девочки, мужчины или женщины, вне возраста и ориентации. Красота – она одинаково влияет на всех, и если бы у кого-то постороннего до сих пор возникали сомнения по поводу того, правильно ли Фредерик выбрал себе невесту, то сейчас все сомнения бы испарились, как сливочное масло на раскаленной сковородке.
- Обещайте мне. Пожалуйста.
Шёпот был исключительно интимным. И очень мягким, обволакивающим с ног до головы. Разве можно отказать такой трогательной принцессе? Особенно если ты юный, пусть и умный, хитрый, но… живой и неопытный граф, тонкой чувствующий нечто действительно прекрасное совсем рядом, прямо возле себя…