Манфред недовольно фыркает, разочарованный логикой здоровяка - но слушает его не без интереса. Рефрен? В этом регионе? Пожалуй, с этим стоит что-то сделать, ведь этот мерзкий заморский наркотик способен изрядно навредить не только местным жителям, превращая их в овощи на ножках. То есть - не особо-то, в сущности, и видоизменяя мышление. Лезть в подвал, из которого доносится такое странное эхо - решительно неохота, поэтому Манфред стоит. Выжидает. Скрашивает время беседой с врагом, чего обычно себе позволить не мог по вполне понятным причинам.
- Мы не пользуемся рефреном, не говори ерунды. Я бы пригласил тебя пройтись по нашему лагерю и поискать его там, но ведь тамошние шпионы Аида давно доложили в том числе и об этом, не так ли?
О том, что в лагере есть агенты врага - Манфред не то, что догадывается, он в этом уверен. Сложно пока вычислить, кто, но этим он ещё непременно займётся, не желая иметь под боком кого-то, ведущего двойную игру. Возможно, заодно отыщет и пару-тройку засланцев из контрразведки Евросоюза. Или ещё кого-нибудь, вплоть до этих назойливых африканеров. Ну а пока - патетическая речь здоровяка, которую можно слушать, так сказать, в половину уха. Великая цель, ошибки, религиозные словечки, ничего особенного, можно спокойно рассматривать стены вокруг себя, коротким взмахом руки остановив явившуюся наконец-то Урсулу. Полезет ведь ещё затыкать его, а ну как там засада? Хотя там наверняка засада. Или где-нибудь наверху... да, этажом выше всё ещё может стоять лично Аид и ухмыляться, баюкая в руках дробовик. Идти туда лично, имея редкостную возможность встретить громилу длинной очередью? Нет. Для таких вещей есть подчинённые, которых можно отправить наверх опять-таки взмахом руки, дополнив лишь одной несложной командой:
- Проверь пару площадок выше и возвращайся.
А ему нужно что-то сказать этой горе мяса. Что-то толковое, пожалуй. Что-то, что позволит в перспективе выйти из этого ада с наименьшими потерями и проблемами. Манфред думает. Думает тяжело, пару раз поморщившись и явно отметая совсем уж радикальные вещи, на которые он не пойдёт даже ради скорейшего окончания этой дурацкой чужой войны. да, для наёмника любая война - чужая, но вот конкретно эта была чужой в особенности. Слишком много сложностей, слишком много проблем. Слишком зыбкие шансы на что-то повлиять. А ещё - они здесь слишком уж долго торчат без дела, что крайне негативно влияет на боеспособность подразделения. Головорезы должны время от времени резать головы, это аксиома.
- Ты закончил со своей пламенной речью? Теперь послушай меня. Во-первых, если бы ты реально хотел сбежать, то не стал бы укрываться в подвале, из которого выход только один. Во-вторых, я никуда не уйду из этой страны без остатков роты, которую вы разгромили ранее. В-третьих... если лично твоя жизнь имеет хоть какую-то ценность, я готов разменять её на троих япошек. По весу, так сказать. Даешь мне вменяемые гарантии, что в течение пары дней они окажутся в моих руках живыми и невредимыми - и выметайся на все четыре стороны. Нет? Я позабочусь о том, чтобы твоя душа не оказалась в лучшем мире, а из трупа сделаю чучело. Минута на раздумья, время пошло.
Смерть этого громилы ничего не изменит. Это немец твердил себе достаточно усиленно, стараясь перешагнуть через собственное вполне нормальное желание подорвать вход в подвал и заморить его там голодом к какой-то матери. Но иногда даже с самыми зловредными врагами лучше попытаться сесть за стол переговоров, особенно не видя других возможностей хоть кого-то вытащить из того ужаса, которым является плен у здешних сепаратистов. В принципе, у него были и появятся ещё люди, лояльные Аиду, которых можно использовать для торга, но они вряд ли имеют такую уж ценность в глазах самозваного мессии. А вот такой здоровяк - товар штучный и явно ценный. Наверное. В глубине души офицер всё равно чувствовал, что чёртов Аид что-то замышляет, более того - отирается где-то неподалёку.

На площадках выше - никого, но она и не рассчитывает найти там кого-то. Были бы, уже бы попытались снести башку её отмороженному командиру. Но приказ - есть приказ, и Урсула взбирается по ступенькам, угрюмо целясь в воздух перед собой из винтовки. Устала - каменные лапы измотанности на плечах, как подбитый железом кровавый плащ. Пусть времени прошло совсем немного, пусть не было серьёзных перестрелок, что вымотали бы душу и нервы на катушку проволочную, цепляясь ранящими крючьями, пусть. В ушах звенит ещё выстрел, оборвавшийся звоном цепочки, и взрыв запоздалый сорвавшегося вниз тела. Урсула ненавидит всё это, и больше всего на свете хочет оказаться в лагере и смыть с себя усталость с потом пополам. Но пасть предусмотрительно закрытой держит, поскольку её не спрашивали. И дышать старается потише, невольно прислушиваясь к разговору внизу.

И тогда её собственный вдох застревает в горле колючкой.

Потому что того, что происходит, происходить и вовсе не должно. Он что, торгуется? Женщина привалилась к стене на площадке первого этажа, не спеша показываться командиру, и обратилась в слух, вылавливая каждое слово и каждый полутон в голосах мужчин, одному из которых она доверила свою спину, а второго хотела бы пристрелить, хотя бы ради того, чтоб эта машина для убийства не встретилась больше никому, и никого не сломала. Но у Рихтера, похоже, свои планы.
Японскую роту вытаскивать нужно, и это гречанка сама понимает. Нужно потому, что не место людям в лапах дикарей. Пусть даже азиатов наёмница любила чуть меньше, чем нормальных людей. Но арабы и вовсе стояли в отдельной категории «жечь гнилые сраки везде, где можно это сделать». Просто потому, что Урсула ни разу не видела того, кто сумел бы доказать ей, что его народ не просто сборище обезумевших зверей. Японцы тоже бесили - узкоглазые хитрожопые твари, что говорят одно, подумают другое, и третье сделают. Просто так, из любви к искусству и наебалову белого человека. А может менталитет у них такой, паскудный, кто их знает? Но сейчас, эти конкретные японцы проходили в её голове под грифом «свои, условно». А оставлять своих на потеху животным...
Но и договариваться с врагом? Сейчас? Он это на полном серьёзе?

Урсула скрипнула зубами, обхватывая собственную шею ладонью. Не смей. Не делай этого, Манфред. Не верь этой твари, он наебёт - недорого возьмёт. Не смей!
Как будто он сумеет услышать её панические мысли, что в голове роятся смрадной мушиной стаей.
Если он поверит. Если он согласится на эти условия. Если он действительно считает, что эта горилла может быть честным... Урсула никогда больше не сможет смотреть в глаза Манфреда без злости и желания его придушить. Она никогда больше не сможет ему достаточно поверить, и повернуться к нему спиной. И спать спокойно в его присутствии, на подсознательном порыве прислушиваясь к спокойному дыханию - не сможет.
Наёмница не таит свои шаги, спускаясь по ступеням вниз.
- Никого, - бросает она, не глядя в сторону гауптмана. - Рация. Со мной связался Аид. Требовал отозвать погоню за колонной.
Едва ли он рискнёт ещё раз выйти на связь по этому каналу. Но Урсула обязана сообщить о случившемся. Обязана сказать. Женщина отстегнула трофейную рацию, протягивая командиру. Пусть что хочет с ней, то и делает. Может быть захочет передать привет своему черножопому приятелю.

«С твоим командиром мы уже знакомы».

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-06-16 10:09:25)

— Никаких вопросов, командир, — их и в самом деле не было.
Желание наорать на Манфреда — было. Желание двинуть ему хорошенечко прикладом по роже — было. А вот с желанием задавать вопросы было как-то глуховато. Потому что, с одной стороны Урсула понимала, почему гауптман сейчас действует так, а не иначе. Возможность вытянуть хотя бы кого-то из японцев, чтобы внимательно и вдумчиво допросить этих узкоглазых говнюков о том, что такого произошло тут до прибытия немцев и раски, упускать было нельзя. Другое дело, что гречанка была категорически не согласна с ценой. Но её мнение и раньше-то ничего не стоило для Рихтера, что сейчас-то должно было измениться? А если и должно было, то явно не в лучшую сторону, особенно после того, как он узнал про наличие на стороне врага её старого знакомого. И того, что этот самый знакомый спокойно отпустил её после встречи, никак не препятствуя возвращению в лагерь. А это... Наёмница недовольно тряхнула головой. Сколько можно гонять в голове одни и те же мысли, передуманные уже по сотне раз? Как будто что-то от этого изменится или станет понятнее.

В общем, гречанка вполне понимала действия командира, пусть и не одобряла. Отпускать этого мутанта-переростка, явно приближенного к Аиду больше, чем кто угодно из местных макак, не попытавшись ни захватить его живым, для допроса и опытов, ни мёртвым, чтоб не портил кровь в регионе... Но Манфред, наверняка, знал что делает. Так она успокаивала себя сейчас, угрюмо сверля взглядом спину гауптмана, пусть и не забывая смотреть по сторонам. Схватить сейчас пулю было бы попросту глупо. Пройти всю операцию на лёгкой ноге, и в самом конце выхватить от судьбы оплеуху. Самой же потом, за Стиксом, будет мучительно стыдно.
— Цель спасена. С командиром сепаратистов мы не договорились, так что к утру его труп будут жрать лисицы.
Урсула понадеялась, что эта новость не сильно расстроит Рихтера. Впрочем, даже если расстроит... какая разница? Поздно шить рану, когда труп уже остывает.
— Больше ничего важного на данный момент.

О неведомом стрелке и прочих приключениях она поведает в лагере, когда над их головами перестанут летать пули, и можно будет расслабиться и полностью восстановить в голове картину операции, чтобы сделать свои выводы и озвучить их. Пока это совершенно неважно. В данный момент информация эта им ничем не поможет, а вот загрузить гауптмана лишней тревогой может. А ему, говнюку, и так хватает. По крайней мере Урсула очень надеялась, что ему это решение далось так же нелегко, как ей — его принятие.

По итогу, — подумала гречанка, вваливаясь за командиром в безопасный подъезд, где уже ожидала остальная группа, — Эту обезьяну вполне могут завалить русские, отковыряв из подвала. И повесить по центру квартала на сколоченном из ближайших оторванных домок кресте, чтоб другим неповадно было.
Глупая, конечно, надежда. Во-первых, никто не знал, были ли из его подвала-убежища другие выходы. Димитриди была почти на сто процентов уверена, что были. А во-вторых, едва ли мотострелки стали бы так варварски утверждать свою силу. Наёмники ещё могли. А эти белоручки из регулярной армии... Нет, конечно. А совершенно зря. Страх в общении с животными был самым действенным оружием.

Манфред недовольно дёргает плечом, но ничего уже не поделать. Да и в целом, они справились. Если бы были серьёзные проблем или, того хуже, невозвратные потери, Манфред бы знал. И вместо отступления предпочёл бы задержаться и разломать пару-тройку зданий по кирпичику. Ладно, чёрт с ним, со здешним командиром, хотя его и хотелось бы допросить. Не всё в этой жизни идёт по наилучшему сценарию. Далеко не всё.
- Не "цель", а журналистка. Изобрази приличную девочку, ты скоро снова будешь в телевизоре. Будешь, я сказал. Что нам, Лемана показывать? Или, может, Отто? По-моему, мы запугали местных и без этого.
Они, как ни странно, действительно были живы. Все до единого — лишь один из стрелков, похоже, совал руки немного не туда, куда надо, щеголяя теперь красивой повязкой на предплечье. Совсем как в старых боевиках британского или азиатского производства. Теперь, по закону жанра, должно случиться что-то ужасное, чтобы появилась необходимость мстить. Нет, не случилось? Это плохо. Значит, их ещё ждёт поганый сюрприз в будущем, но пока что, сию минуту нужно всё-таки делать отсюда ноги, прихватив с собой новую игрушку господина офицера в виде пленного сепаратиста, с которым Урсула обошлась, как с кулём дерьма. Впрочем, язык на месте, а больше ничего от него и не требуется, кроме возможности поддержать светскую беседу. Чтобы эффективнее воевать, стоило бы научиться понимать своих врагов. И этот молодой болван с загаженными мозгами им поможет.
Бес пунктуален — ровно перед финальной частью отступления вышел на другую частоту. Манфред тоже пунктуален, поэтому в это время он уже стоял чуть в сторонке, чтобы не давать паре военкоров лишнего материала из того, что именуется "горячим". Они, безусловно, молодцы, что выжили, а ещё больше молодцы, что столкнули тот самый первый камушек, за которым помчалась лавина; но есть вещи, которые не стоит делать на камеру. Итак, новость раз — они не успели перехватить колонну. Новость два - в Сирте всё-таки мерзкие сепаратисты в ассортименте. И в Зилле. И в Ваддане пока ещё. В общем, почти повсюду забрались, твари.
- Пусть считают гарнизон Сирта врагами, но в бой не лезут. Я повторяю, не лезут. Это прямой приказ. Рассмотри возможность их отвода на базу. Мне не нужны городские бои горстки головорезов против неизвестного количества неизвестных сепаратистов.
Здесь, как это ни прискорбно, они проиграли с треском. Колонна — ушла. Ловить её по городу — сущее безумие, всё равно что у депутата Бундестага искать совесть. Если люди Аида не дураки, они уже распихали баллоны по подвалам и сидят довольные. Если дураки - у них есть хоть один умный офицер на всех. Обязательно есть. Выходит — нужно и в самом деле отступать, причём вдвойне противно здесь то, что у него нет выбора. Вроде как, придётся принимать предложение этого самого Аида, даже если желания нет. Дрянь. Дрянь, дрянь и ещё раз дрянь.
- Мы минут десять будем брести по тоннелю, связь если и останется, то через Отто. И да... скорее всего, аэродром Зилла тоже потерян. Здешний командир собирался драпать именно туда. В любом случае стоит предупредить местных и Ермолина. Пока всё на этом. "Тигр", конец связи.
Им предстояло тащиться с десять минут по "кишке", потом грузиться на транспорт и возвращаться в лагерь, по пути прихватив японцев. Или не прихватив, если громила соврал. Какая теперь уже разница, в целом? Всё, что можно было сделать — сделано. Разве что нужно будет отпустить первую пару пленных, просто потому, что было такое обещание. Даже если он не верит Аиду, стоит оставаться честным.
- Ладно, мальчики и девочки, пора выметаться отсюда. Кажется, я задолжал кое-кому эксклюзивное интервью, например так завтра утром.
И ещё кое-кому кое-что, но об этом пока говорить не стоит. Во избежание совершенно понятных и ожидаемых неприятностей. Офицер, как какой-нибудь прожженный морской волк свой корабль, покидал поле боя последним, закрыв за собой дверь. И всё же, что это за странные следы на полу..?

По мнению Урсулы, которое никому не было особо интересно, показывать в телевизоре как раз таки стоило Отто или Лемана. Больше живого веса наёмника в кадре будет. А её угрюмую и выглядящую откровенно затраханной рожу сейчас можно только на агитационных плакатах «до чего родину довели» печатать, а уж никак не использовать в целях пропаганды, или что там этот немецкий хер задумал. Но спорить с гауптманом гречанка не стала. Во-первых, в этом не было никакого практического смысла, потому что все их споры заканчивались примерно одинаково — скандалом или мордобоем, а после каждый оставался при своём мнении. А во-вторых, времени сейчас не было ни на скандал, ни на мордобой. Уж очень хотелось убраться из района подальше, прежде чем его по камушку разнесёт батальон Пекинеса, дабы не попасть случайно под горячую руку раски. Кто их, хреновых регуляров, знает.

Разговор с Бесом, — пусть и по закрытому каналу, — Урсула подслушивает без особого труда. Благо Рихтер и сам не делает из этого великую тайну. И результаты этого разговора совсем не радуют. Похоже, единственным городом, где худо-бедно сумели закрепиться люди лояльные нынешней власти Ливии, остаётся Ваддан. И то с огро-о-омной натяжкой, если вспомнить о том, что нынешний командир гарнизона ЛОА наверняка подсадной ублюдок. Димитриди нахмурилась, напряжённо размышляя. Колонну с опасным грузом они потеряли, — даже если «химза» была в этих грузовиках (в чём женщина начинала сомневаться), сейчас они их днём с огнём не сыщут. Сирт город немаленький, к тому же имеет выход к морю, и, почти наверняка, не один тоннель под самим городом. Можно до второго пришествия изображать из себя тоннельных крыс, и не найти ровным счётом ничего. В такой ситуации, отозвать погоню и в самом деле было лучшим выходом. А выторгованные японцы... Что же, приятный бонус за сделку, которая выгодна им всем.

Как и говорил Аид.
И именно потому Урсула физически чувствует, как посреди её лба кто-то рисует ярко-красным маркером огромную мишень.
— Ненавижу, бл*ть! — рявкнула женщина, выныривая из тоннеля на свежий ночной воздух.
Для всех присутствующих сказанное было изящной абракадаброй на чужом языке, ибо ругаться женщина предпочла на родном и привычном с сопливых лет.
— Дерьмо! Ливия — дерьмо! Аид — дерьмо! И мы все — в дерьме!
Отведя душу таким нехитрым способом, наёмница пару раз пнула попавшийся под ногу камень и провела рукой по лицу, окончательно успокаиваясь.
Они все — трупы. Вооружённые, очень опасные, пока ещё дышащие и бегающие трупы.
Сегодня они проиграли и это им очень хорошо аукнется.

Пожалела ли Урсула, что вообще влезла во всё это и согласилась подписать контракт с «Легионом», вместо того, чтобы свалить из зоны боевых действий и снова подписать какой-нибудь несложный контракт-сопровождение?
Хера с два.
В Ливии стоило задержаться хотя бы ради того, чтобы выяснить, что не все её мосты с прошлым разрублены и сожжены. Но и радоваться тому, что их скоро поимеют во все щели тоже не собиралась.
Женщина запрыгнула в «броню», падая на жёсткое сиденье десантного отсека, и прикрыла глаза.

Отредактировано Урсула Димитриди (2021-07-02 19:42:00)