В тусклом и мерцающем свете фонаря, среди усталого воя ветра, пробивающегося сквозь изношенную ткань палатки, сидела Химера с лицом, высеченным из камня. Взгляд ее был прикован не к Шарам, чьи слова вихрились вокруг нее, как осенние листья на ветру, а к ловким рукам Урmхи, трудившимся над ее протезом. Устройство лежало там — безмолвное свидетельство сражений, проигранных и пройденных, стойкости, выкованной в огне и одиночестве.
Голос Шарам то повышался, то понижался в пылком ритме, но он проливался на Химеру, как дождь на непробиваемую скалу. Ее разум был крепостью, осажденной воспоминаниями, более страшными, чем любая нынешняя угроза, которую он мог бы придумать. Она не слышала его тревог: ее дух давно закалился от более сильных бурь, чем эти.
И тут раздался голос Винтера - более легкий тембр, призванный танцевать в тенях с легкостью, — которвц заявила, что все прошлые шутки — всего лишь невинность. Химера насмешливо фыркнула — звук был похож на хруст сухих листьев под ногами.
— Избавьте меня от своих шуток, — ответила она с усталостью, которая прилипла к ее словам, как утренний туман к болотному вереску. — Сепаратисты дышат нам в затылок, а этот железный обрубок подводит тогда, когда может пригодиться сильнее всего.
Ее мысли устремились к размышлениям, которые были глубже любой бездны, с которой она столкнулась на чужой земле. Выживание — сама суть существования — стало ее кредо с тех бурных дней под неумолимым солнцем, где пески пили кровь. И в Иране, и в Ливии она стояла одна в объятиях смерти, единственная носительница жизни на просторах, поглощенных отчаянием.
Но выживание — это не только дыхание в усталых легких и сердце, бьющееся в груди, но и защита тех, кого судьба привязала к ее собственному пути. Двойное бремя, которое несут добровольно, но с невидимыми шрамами, отмечающими их путь.
Призраки, рожденные в горниле войны: лица, побледневшие под пеленой памяти; голоса, навсегда затихшие в отголосках, слышимых только ею, — Химера хорошо знала, как ненадежна нить жизни.
Поэтому каждый удар пульсировал в ней: она делала шаги не только ради самосохранения, но и ради жизней, переплетенных с ее жизнью, — хрупкого гобелена человечества, покоящегося на плечах, ставших широкими от такой тяжести.
В этот миг под хрупкой шкурой палатки, укрывающей от ночных посягательств, мысли обращались внутрь — к выживанию прежде всего, ибо в нем заключалась цель, порожденная перенесенной болью; в нем заключалась надежда, упрямо разгорающаяся на фоне надвигающейся тьмы...
В её сердце не было места для шуток. По крайней мере, не сейчас.
В тесноте палатки тени, словно призраки, плясали на холщовых стенах, создавая полумрак сомнений и трепета. Руки Урьхи с точностью художника двигались над протезом — чудом инноваций, но в то же время пропитанным тайнами, которые Химера не могла постичь. Именно тогда Уриха в своей прямой и прагматичной манере задал вопрос, который расколол воздух, как молния в грозу.
Система самоуничтожения.
«БЛЯТЬ».
Химера вздрогнула, словно пораженная невидимым ударом. Ее брови нахмурились от смущения и подозрительности, смешавшихся, как масло с водой.
— Как думаешь, предупредили ли меня? Твои ставки? — мрачно спросила она она, и голос ее стал резким, как зимний холод. Однако внутри нее горел огонек мужества, который помог ей пройти через непостижимые испытания, и она отважилась вступить в неопределенность с решимостью, закаленной необходимостью. — Но, учитывая его инновационную конструкцию, — осторожно продолжила она, — я не удивлюсь, если в его сложных механизмах существует подобная система.
Когда Урьха пустился (или пустилась? Вашу ж мать...) в объяснения на техническом жаргоне — лабиринты, в которых Химера безнадежно плутала, её глаза едва собрались в кучку. Слова текли вокруг нее, как заклинание; их смысл ускользал от нее, как песчинки, подхваченные буйным ветром.
Ее смятение было ощутимым; брови сходились, когда она силилась понять смысл слогов, которые вертелись слишком быстро, чтобы их можно было разобрать. И все же среди этого потока прояснился один маяк — единственное указание: расслабьте руку. Простота не соответствовала настоятельной необходимости; предчувствие пронизывало каждое слово, пока не засело глубоко в ее сознании. Она понимала, что нежелание подчиниться может привести к непредвиденным бедам. Поэтому она подчинилась, заставив себя снять напряжение, сковавшее сухожилия и мускулы, — поступок, полный доверия к тому немногому, что удалось выудить из обескураживающих слов этой неоднозначной личности.
Которая, впрочем, смогла (смог?!) немного удивить Химеру с положительной стороны.
— Готова добыть для тебя пакет добротного свиного окорока, если всё получится, — отметила Химера и на её лице, наконец, возникла усмешка. Главное — не выкладывай это. Иначе, боюсь, безопасники «Легиона» не погладят нас по головке за слив технической информации в общий доступ.
