По любым вопросам обращаться

к Vladimir Makarov

(Telegram, Discord: punshpwnz)

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Для размещения ваших баннеров в шапке форума напишите администрации.

Code Geass

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn VI. Turmoil » 03.12.17. Тебе жить, а мне - не очень


03.12.17. Тебе жить, а мне - не очень

Сообщений 1 страница 18 из 18

1

1. Дата: 3 декабря 2017 года
2. Время старта: 18.00
3. Время окончания: 20.00
4. Погода: 3 декабря 2017
5. Персонажи: Александр Крестовский, Лея Иствинд
6. Место действия: Казахстан, военная база Красноплечих
7. Игровая ситуация: Решение об отлете принято, времени осталось не много. Крестовский заходит напоследок поговорить с Леей - на свой страх и риск.
8. Текущая очередность: Крестовский, Лея

Созданный мной эпизод не влечет за собой серьезных сюжетных последствий. Мной гарантируется соответствие шаблону названия эпизода и полное заполнение шапки эпизода на момент завершения эпизода

0

2

Алекс шел в сторону медпункта,  не смотря ни по сторонам, ни под ноги, под которыми похрустывал снег. Если судьба споткнуться – споткнешься, а уж пнуть что-то с дороги так и вовсе приятное дело сейчас, когда жизнь валит все что можно в кучу, то есть ему на голову – большую беду, маленькие подарки и огромное количество просто ерунды. До такой степени в кучу, что уже и не уверен, где из этого что в этом паршивом мире и кому бы дать в морду за все. Единственным выходом было просто делать то, что и правда хочется сделать, а остальное  шло бы к черту, его бабушке и всей клятой родне.
Именно так и было принято решение отмахнуться от всего, кроме одного – навестить Лею Иствинд, которой скоро предстояло улетать. И да, он действительно жалел об этом. Вне разума, вне рациональности.  Разум-то говорил, что Лее так лучше, а батальону мороки и головной боли меньше. Ему, в частности, тоже. Но Алексу не хотелось с ней расставаться, хотя бы сейчас. Полная дурь и бред. Ему и так плохо, зачем ему такое дополнение в виде полного комплекта хулиганских выходок, острого языка и необходимости ждать угрозы неведомо откуда?
Только вот беда, при мысли о ней виделось другое. Бесстыжие зеленые глаза, которые он увидел, когда выдрался из кошмара – теперь понятно с чьей помощью.  Короткий момент хоть какого-то взаимопонимания в вертолете.  Посиделки на крыше после игры в снежки. Кары и угрозы, которые он не смог реализовать по ряду причин и конечно же, те самые злосчастные косички. Тут все было совсем  плохо – минут десять назад Крестовский обнаружил, что сам того не замечая, таки соорудил из пары прядей средней паршивости подобие той самой косички. Диагноз, однако.  Матюгнулся, пожелал, чтобы Иствинд икалось до самого Питера, но убирать не стал.  Да-да, Алекс, который матерился только по серьезному поводу, сейчас бил все рекорды, ухитрившись наорать на всех, кто этого заслуживал и даже на пару непричастных – а это уже дело небывалое. Хуже было, что эти ублюдки не так обижались, как смотрели с жалостью пониманием, чтоб их. Это было последней каплей, на самом деле, это и погнало к Иствинд, которая не будет так поступать никогда. Дало немного воли, чтобы пересилить желание закрыть эту страницу вслепую и страдать дальше.

И да, он прекрасно знал, что нарывается.

И плевать.

Поэтому стук в дверь был чистой формальностью, он просто взял и вошел.

-Привет. На этот раз лететь хочешь или как? – Напоминание о том злосчастном полете, которого она боялась и не зря. Хмурое, усталое, но все же немного живое лицо полковника. Это было трудно заметить, но именно когда он заговорил с Иствинд, еще не разглядев толком, как там она и где, эта самая живость появилась.

+1

3

Когда дверь палаты скрипнула, открываясь, Лее, сидящей на кровати по-турецки и смотрящей на собственный живот с явным сомнением, хватило трёх секунд, чтобы измениться в выражении лица, ещё трёх секунд – чтобы взглянуть на гостя, наконец, ещё трёх, чтобы найти нужное выражение.

– Катитесь к чёрту.

С точки зрения вежливости, общественных норм и субординации, Лея поступала некрасиво, неправильно, аморально. Как-никак, она говорила с человеком старше её по возрасту, по званию, наконец, он ещё считался её командиром. В любой другой ситуации это означало бы, что никуда она не полетит, а будет считать мух под арестом. С любым другим человеком Иствинд бы включила соображалку и не стала бы нарываться. Но дело касалось Крестовского, и тут Лея теряла всякие рамки сознательности, понимая, что границы дозволенного тут невероятно далеки.

К тому же, в конце концов, ей всё это невероятно надоело.

– Хотя нет. – Лея хлопнула ладонью по кровати, – Садитесь, Крестовский. Мы будем говорить, Крестовский.

И, не дожидаясь, пока полковник подойдёт, она сама спрыгнула с кровати, прошлёпала босыми ногами по полу – шлёпанцы валялись где-то в стороне, и она не стала их искать – схватила за руку этого невыносимого человека и потащила за собой. Даже если бы он сопротивлялся, на этот раз Лея не притворялась изнемогшей и больной, как несколько дней до этого. И хватка у неё была стальной.

– Две тысячи пятнадцатый год, – она насильно усадила Крестовского перед собой, оперлась на его плечи и прошипела, оставшись стоять, – В наших списках у этого подразделения было обозначение «113-К», и к нему отказалось лететь звено «Чайка». Отказалось, потому что за несколько дней до этого то самое подразделение устроило отвратительную резню среди гражданских. Это был беспрецедентный случай, и звено в полном составе отправилось под арест за нарушение приказа. Я запомнила, потому что в тот год я была «Чайкой-два». Я запомнила, потому что после этого моя ведущая до самой своей гибели не смогла наладить отношения с комэском, которую вы знаете как Лисовецкую. Я запомнила, потому что в тот день мне дали один жизненный урок: меня не должно волновать, кто подо мной, я несу им документы, от которых многое зависит, и моё личное мнение не должно влиять на что-либо. Вскоре после этого я сама стала ведущей, получила ещё массу жизненных уроков и абсолютно точно спасла одну жизнь. Но иногда я возвращалась мыслями к две тысячи пятнадцатому и думала: как же так вышло? Ведь для такого должна быть весомая причина. Если бы Яшка не погибла вскоре после этого, мне было бы плевать, но, возможно, не будь того ареста, ей выдали бы нового ведущего из талантливых, а не того бездарного тормоза, который влетел в её самолёт во время виража – получается неприятная цепочка.

Тогда, два года назад, она не знала, что скрывается под обозначением. Сейчас – знала, после того, как ей подсунули газетёнку, в которой смаковались ужасы минувших дней и поливались грязью все Красноплечие. Сплетни, слухи, грязь. Лея не заинтересовалась, но выяснила всё, что могли ей рассказать. Слушала и спрашивала сама, постепенно понимая, насколько глубока проблема.

Кто-то называл имена, кто-то рассказывал историю от начала и до конца, пресловутое имя погибшей звучало на все лады, а Лея слушала и закипала. То, что она узнавала, то злило её, то вызывало смех, но ей приходилось сдерживаться, чтобы не обидеть рассказчиков.

Иствинд толкнула Крестовского в плечи, уронила на кровать и уселась сверху, придавливая своим весом. Оперлась о чужие ключицы, рискуя их сломать, и только потом спросила:

– Как долго это длилось? Пару месяцев, да?

С Бекасом она была уже больше года. С Яшкой – полтора.

– Полковник, разрешите спросить.

Даже если нет, Лею всё равно уже было не остановить.

– Вы когда-нибудь знали о человеке всё – от любимого блюда до календаря месячных? Изучили каждый год его жизни? Шептались с ним в комнате, когда завтра, может быть, не вернётесь назад? Засыпали с ним в одной постели, просто засыпали, потому что вы – не друзья уже, а почти родственники? Когда-нибудь вверяли этому человеку свою жизнь каждый день легко и просто, зная, что всё будет хорошо? Разделили с ним целый год и разделили бы ещё больше? И, что важнее, вы с ней-то всё это успели провернуть? – Лея приостановилась, задыхаясь от возмущения, – Я спала со своим ведомым почти с самого момента его назначения, он прикрывает меня в бою, я видела, как он трясётся от страха за меня, и я пообещала, что никогда не умру по его вине, благодаря мне он может летать снова, не оглядываясь на беду, случившуюся в прошлом. Знаете, сколько это длится? Больше года. Знаете, в чём разница между мной и вами? Я его не люблю. По крайней мере, не в том смысле, который вы этому присваиваете. Однако, каждый, кто рассказывал мне, почему вас и ваш батальон полощут в прессе, упоминал именно неземную любовь.

+3

4

Посыл Алекс был готов проигнорировать или огрызнуться. Слишком часто в последние дни посылал людей сам. Если она хотела его выгнать, то придется придумать что-то менее банальное. Так он и дождался недвусмысленного приглашения к разговору, сразу почувствовав, что что-то пошло не так. У Леи всегда все шло не так, конечно, но тут проще поверить, чем объяснять. Что-то надвигалось и не из разряда хорошего. Поэтому-то он  спокойно позволил себя усадить, хоть и не мотался за Леей безвольной куклой. Выражение лица  сейчас скорее отображало выжидание - что еще она решила учудить такого, чего он за эти дни не испытал?

То, с чего она начала, показало ему, насколько он наивен. Он почти забыл. Он отмахивался, делал все, чтобы это не повторилось, но вся защита полетела к чертям, когда эхо событий пришло из жизни Леи. Алекс всегда думал о них со стороны батальона, со своей стороны, в лучшем случае с позиции китайцев. Никогда не думал, как это могло аукнуться, да и вряд ли мог думать. А теперь вот - иронично, не правда ли? - небо обрушилось ему на голову и глаза цвета пасмурного неба  смотрели куда-то сквозь Иствинд, не видя ее. Он слушал - а видел другое. Огонь, бегущих и падающих людей и огненные трассы от снарядов. Чувствовал тот неповторимо-отвратительный запах горелой плоти, пороха и металла. Алекс не смог бы воссоздать тот день полностью, он помнил его рвано, кусками, как при неудачном монтаже. Но он помнил суть. Вина. Отвращение. Страх. И все это Лея вытащила на поверхность одним рывком. Одной историей, которая могла и не быть настоящим обвинением - кто рискнет сказать, как на самом деле по воде круги пошли? Кого действительно ранило рикошетом или вовсе убило? Алекс хотя бы в таких делах не пытался искать виновных - знал, что безнадежно. Но какая разница? Если сейчас, вопреки всем вероятностям, эхо вернулось - этого хватит. Лея могла видеть в лице отголоски - бешенство, боль, те самые эмоции живого человека, куда более сильные, чем мрачное уныние, которое она наблюдала куда чаще.

Почему Лисовецкая это не припомнила? Он помнил, она ни разу не подала вида что ей хоть как-то знаком батальон. А ведь знаком. Или забыла? Какая разница. Дело в том, что сейчас это ранит больно. Очень.  Сильнее чем он мог ждать. Почему? Почему, б**, старая ненависть и злость сильнее сегодняшнего горя?! Ей удается его уронить легко, потому что он все еще пытается понять и плевать на двусмысленность сцены. Он не столько пытается оттолкнуть ее руку, сколько сжимает - больно, как будто его собственные пальцы свело судорогой. Но прежде чем он успевает взорваться, она снова говорит, снова выбивает почву из под ног, если можно так о лежачем сказать. И гнев застывает в глазах корочкой льда.

Алекс понимает, о чем она. Сначала понимает. А потом холодеет, застывает как покойник, только смотрит на нее - страшно, жестко, и в глазах непроизнесенный губами вопрос - как?! Как ты, чтоб тебя, можешь понимать то, о чем я не рассказывал тебе? Как можешь находить мои больные места так, как никто не способен? Кто ты, Лея Иствинд, что за чертов демон, пришедший по мою душу? Зачем заставляешь меня вспоминать её сейчас? По нему видно - на свет вылезает что-то такое, в сравнении с чем известная ей беда - цветочки. Зацепила, попала пальцем в небо, насыпала соль на рану вслепую. Да так, как еще никому не удавалось.

Она была всем, о чем говорила Лея. Командиром, учителем, товарищем, женщиной. Всему учила его, сопляка, в то же время не заставляя чувствовать себя ущербным. Самым близким человеком после родной семьи или даже больше нее. Жзнь? Да к черту жизнь, он доверял ей все. И  трудом осознавал, что она поступает с ним также, но так и было. Просто той, без кого он не мог представить  свой мир тогда.  И когда его не оказалось рядом, - он знал что это было просто совпадением, но какая разница? -  смерть за ней пришла и мир рухнул - рухнули и барьеры, сдерживающие его ярость. И пахло смертью.  И было страшно, потому что в тот момент он вспомнил ее слова  - "Одного боюсь - не всему научить успею. А ты у меня еще глупый, дел наделаешь, сам же себя изведешь потом". Чистая, окончательная, решительная правда. Она не успела, он наделал дел и это грызло его до сих пор, становясь не слишком удачными попытками кого-то защитить, о ком-то позаботиться, исправить неисправимое, сделать вид, что ничего не произошло и тот раз бы просто инцидентом. Что зверь исчез без следа, а не был загнан в подвал, откуда его вой и рычание Алекс слышал все эти два года. Что потеря была просто потерей, а не дырой внутри, которую надо было заполнить смыслом жизни, а не чем попало - как делал Крестовский. 

...Чем попало?!

- Ты не знаешь... Не можешь знать. - Почти прорычал он, смотря на Лею почти с ненавистью. Именно что почти, потому что еще не мог решить, как это вообще возможно.  Она каким-то образом знала. Каким-то образом ударила наихудшим способом из возможных - ткнула в то, что он не хотел признавать именно сейчас, потому что боялся этого осознания.  Боялся сравнения, которое понятно в чью пользу. Какая там любовь, он бы и из-за друга повторил тот поступок. И в сравнении с этим - он слишком хорошо понимал, как обманывался и на каком фундаменте пытался что-то построить. Этого-то и боялся, не желая сравнивать и огрызаясь на любую попытку сравнения, убеждая себя в том, что это глупость и задевает Элисон. Ну да, конечно. Задевает, да не так. И не так  ее - с мертвых спрос какой? - как его. Никто не хочет выглядеть глупо. Никто не хочет признавать, что забыл самое главное, куда худшее чем  полная деревня трупов. Не выдержал  напряжения и легче стало придумать что-то, чем ждать настоящего понимания, не зависящего от того, кто с кем сколько спал. Может, просто решил что все равно этому уже не бывать. Только вот почему так стыдно и так горят щеки при одной мысли о том, что из-за этого он сейчас такой и Иствинд каждым словом его в угол загоняет? Алекс чувствовал в глубине души, что и она не во всем права, только вот не ему и не сейчас говорить это. Именно поэтому он сейчас только смотрит на нее взглядом загнанного в угол зверя - все еще способного перегрызть глотку, да не знающего, кому.

- Знал. Верил, помнил, доверял все. Когда этот человек умер, был две тысячи пятнадцатый год и мы убили всех причастных и стоявших на пути. Всех, до кого смогли добраться. - Хриплый, злой голос. Безумная, злая усмешка. Холодная ярость того дня в глазах. Вот, смотри на здоровье на того меня, которого я пытался похоронить заживо. Может поймешь, почему я этого боялся, особенно  сейчас. Только вот почему мне так нравится эта злость и готовность ударить в ответ? Ты знаешь? Мне кажется, что да.

- Да что они знают... Дураки. Ели уж мы с ней сами не знали, что это было за нахрен такое. Вот тогда и пригождаются стандартные слова. - Слова срываются тяжело, как камень. Крестовский, пытающийся держаться и горюющий, не смог бы сказать их. "Могильный Крест", не испытывавший в тот проклятый день сомнений и знавший, что такое настоящая потеря, стоящая резни в ответ - вполне мог. Ему было не страшно признаться в неудаче -  он был способен и на худшее. Лея просто помогла ему вылезти на волю. Сказать вслух. Смотреть на нее как-то иначе. Да, ему больно, хреново, его достало происходящее, но он не хочет плыть по течению, и соглашаться с ней просто так.

- Я не успел провернуть. Я стал бояться, что не успею этого. Итог закономерен. - Знакомьтесь, Александр Крестовский, сам себе трибунал. Обвинитель - безумная летчица с идиотскими выходками и неведомым образом прицепившейся к ней проницательностью. Отличная история.

+1

5

Лея ничерта не боялась, хоть и ждала, что её сейчас ударят, наорут или попытаются сбросить. Ждать – не равно «бояться». Боялась она потерять семью, например. Или умереть – иногда. Того, что Крестовский сейчас может с ней сделать, она не боялась. Ещё она ни капли не злилась за события две тысячи пятнадцатого. Обвинять командира батальона, правду о котором она узнала совсем недавно, в гибели девушки с серьёзными глазами, называющей её «Леюшкой», было слишком даже для неё. Иствинд не винила даже ведомого, имя которого совершенно стёрлось из её памяти. Это больше походило на стихийное бедствие: ошиблась где-то Яшка, ошибся её ведомый, и две стальные птицы превратились в огненное облако. Если бы она это не признала, она бы была сейчас в тылу, и это было бы правильно.

Можно свихнуться, если поставить себе цель выяснять, кто виноват.

Лее не больно, хотя сейчас они оба явно претендуют на то, чтобы друг другу что-то сломать – ключицы или запястье, какая разница. Боль отдаётся только в животе, и только потому, что она слишком резко двигалась последние несколько минут.

– Полковник, вы не могли бы не ломать мне правую руку? – вышло почти обыденно, будто она просила передать ей соль, – Не то что бы мне было не всё равно, что мне ломают, но правая рука мне нужнее.

Интересно, что сделала бы Рэя? Что сделала бы Лиса? Как попытался бы Витька подойти и поговорить? Да, нужно было бы иметь подходящие условия, чтобы эти трое вообще попытались во что-то вмешаться, но, если пойти от принципа коня в вакууме – что бы они попытались изменить в сложившейся ситуации? Лиса, наверно, была бы жёстче всех, Рэя – безразлично говорила бы и говорила, пока бы её не поняли, Витька был бы добр и вежлив… Лея не была никем из них, и она продолжала лезть пальцами в разверстую рану. Как когда-то Лисовецкая, убедившая её пережить гибель Кулушевой.

– Могу, – парировала Лея, пользуясь повисшей паузой. – И я нигде не ошиблась. Вы выдумали себе идею, натворили дел, а теперь угробите батальон, потому что взять ствол и доказать, что вы мужик, вы не в состоянии. Вы сдохнете и потянете за собой всех подчинённых.  Вы решите, что героическая смерть круче, чем простое самоубийство. Но вы не герой. Вы просто убьёте кучу народа из-за того, что как последний девственник не умеете различать, где любовь, а где – не очень. Пусть вас могут считать героем, я всё равно буду знать, что Садао погибнет из-за ваших шашней. И я найду вас даже в аду.

Ей достаточно знать, что в этом батальоне у неё есть хотя бы один друг, настоящий, спасший ей жизнь и подставивший плечо, чтоб обещать подобное.

– Первого марта две тысячи шестнадцатого, – Лея дала высказаться, услышала то, что нужно, и заговорила снова – глухо, спокойно, членораздельно, – в четырёх километрах от Магдагачи в полном составе погибло звено «Чайка», выполняющее тренировочные манёвры. В тот день я была на задании с новым ведомым, когда я вернулась, я отказывалась верить в то, что мне говорили. Она была талантливее меня, она была хорошей, доброй, она научила меня летать, и вот я узнаю о её смерти. Нет ни виновных, ни причастных – они просто ошиблись на вираже и столкнулись, глупая история, подписанная кровью двух человек. Я даже не думала о мести, мстить было некому. Я любила её почти как свою сестру и как мать, но никакие крылья не донесут меня туда, где она сейчас.

«И я видела её во сне», – подумала Лея, замолчав, – «Я обнимала её, как живую. Я попыталась её вернуть, но вернуться назад нельзя. Но я наконец-то попрощалась с ней. Отпустила»

В ответ на чужой гнев Лея смотрела испытующе и самую малость грустно – из-за воспоминаний о собственной потере. Словно сейчас она проверяла предел чужого терпения, нарушив разом все границы и рамки, и теперь ожидая взрыва.

Взрыв прозвучал – звуком пощёчины, отвешенной Крестовскому.

– Я знаю. Хотите знать, что это было? – Лея зашипела, встряхнув покрасневшей ладонью, – Хотелки обычные. Как малые дети, в детском саду в свадьбу играющие. Мне, в общем-то, насрать, каждый второй мужчина говорит о любви, плевать, во что это выльется, пока это не касается Садао. А теперь это касается. И ваша «месть» тоже херня полная. Вы смогли бы под взглядом командира признать, что остались последним из её учеников, и теперь, если сдадитесь, память о ней умрёт? Признать и полететь назавтра, потому что надо. Не потому, что мстить надо, а потому, что есть что-то важнее наших потерь. Поубивать всех ума много не надо. В тыл списаться тоже. Пожалуйста, полковник, сдохните, если так хотите, но никого не тяните за собой. Особенно Садао. Сдохните, слышите? Если вы не умеете отделять потребности от любви, если вы не можете контролировать происходящее, но при этом отвечаете за жизни множества людей, вам пора на тот свет.

Взорвалась тут только одна вещь, и это её терпение.

Потому что её пытались убедить: вот если бы было больше времени, больше условий, больше чего-то ещё, тогда бы она, паршивка, и усомниться бы в их любви не посмела.

– Вы её не любили, – с мрачным удовольствием отметила Лея, откинув со лба чёлку, – Отговорки вроде «не успел», «боялся» здесь не работают. Вы её не любили, просто хотели. В империи давно пора вводить уроки планирования семьи, потому что это уже проблема. Смотрите, вы сами загнали себя в рамки и не хотите из них выбираться. Уважайте её, примите потерю, но, боже вас упаси, не пытайтесь убедить меня в том, что это была любовь.

+3

6

Руку-то он отпустил, но явно продумывал, не сломать ли что-нибудь другое. Или врезать. Или придушить. Хотелось ведь, хотелось. Стоит один раз отпустить себя, как начинаешь легко допускать самые разные вариации. А Лея напрашивалась, как и он сам  нарывался, идя к ней. Пока что была некоторая попытка приподняться, не очень удачная, потому что все равно за компанию с Леей. Злость  конденсировалась в воздухе между ними, он чувствовал это. "Срывы", которые он себе позволял, были детской ерундой. он смотрел на нее, слушал, но слышал что-то свое, потому что где-то в голове ворочаются шестеренки, запущенные Леей, которая действовала интуитивно, не сознательно. Он только не смог удержаться.

- Героических смертей не бывает, дура. - Сказал как сплюнул. Со злостью и отвращением к самой идее, что чья-то смерть хоть в каком-то смысле может быть чем-то хорошим. Именно потому, что когда-то - неведомо когда - верил во всю подобную ерунду и даже теперь некоторые пережитки остались. Но уж точно не в плане смерти. Вряд ли Лею переубедишь, но он мог сколько угодно хотеть сдохнуть и успокоиться, но никогда бы не позволил этому направлять себя и тем более других. Алекс мог только ждать этого - и то не был уверен, что ждет. Он хотел не этого. По крайней мере - не сейчас, не так. Не когда Иствинд заставляет его вспоминать то, что он предпочитал лишний раз не трогать - чтобы боль от потери не давила, не обесценила то немногое, что он смог то ли защитить, то ли найти снова. Только вот стоило ли?

Скорее всего ответ - ни черта не стоило. Если что-то бледнело перед этой памятью, была ли у этого чего-то цена, достойная внимания? Нужно ли было это вообще? А еще ему было обидно то, что, кажется, Лея только из-за Садао тут распиналась. Она  серьезно думала что Крестовский не только настолько безответственен, но и имеет настолько беззащитных подчиненных? Только вот проснувшийся и злой Крестовский понимал, что словами ее не переубедишь. Да и она сама, судя по отменной пощечине, предпочитала дело. Аж голова на сторону дернулась, а сам Алекс охнул. Ох и хорошо. Можно злобно скалиться в ответ и давать отпор. Говорить, постепенно закипая и за тоном не следя:

- Когда мы успокоились и восполнили потери, я не выпендривался и принял батальон вместе с нашей дурной славой, а потом полетел, куда послали, если ты об этом. И знаешь что? Как бы я не лез на стенку, это кончалось, когда я садился в кабину. Мы уходили черт-те куда, дрались и возвращались из полного дерьма - также, как было до меня и будет после. - Вот теперь он явно вышел из себя и уже пострадавшая рука Леи снова оказалась в его руке, а саму ее Алекс дернул на себя, выпалив в лицо, - Лея Иствинд, мне можешь высказать что хочешь, но не трожь своим поганым языком мой чертов батальон. Его не так просто убить, чтобы это получилось у кого-то вроде меня, да еще и из-за одной мертвой девчонки, как бы я к ней не относился. Да хоть бы это и была любовь.

Он горько усмехнулся:

- Но знаешь, не была. Просто обоим хотелось ее так назвать. Б**ское желание придумать то, что не хватило терпения найти. Дохнуть из-за этого? Кем-то жертвовать из этих ребят? Да ни одним, даже самым последним, ни за что. - Прорычал, находясь к ней настолько близко, что было бы неприлично, если бы не было так грустно, - Обойдетесь. И ты, и остальные, кому подобная по***ень может прийти в голову только потому что я хожу как зомби. Это услышать хотела или мне тоже тебе врезать для мирового баланса?!

Это было похоже на вскрывшийся нарыв - прорвало, заставило быть злым, грубым, резким и не церемониться, почти как она с ним. Алекс смотрел в глаза Лее, и в его глазах не было уныния - только злость и упрямство - и может быть, немного веселья. Он не хотел пока признаваться еще и в этом, но часть него радовалась этой без пяти минут драке в чужой постели. Да, черт подери. Довели, теперь наслаждайтесь. Что-то это ой как напоминало. Только что?

+1

7

– Может быть, если она принесёт больше пользы, чем вреда. – на «дуру» Лея не обиделась. Мало ли её называли дурой за всю жизнь? – Не катапультироваться, бросив самолёт падать на город, а тянуть его до последнего – и умереть, столкнувшись с землёй, но не обречь многих мирных людей на смерть. Упасть на вражескую территорию и отстреливаться до последнего, разменяв свою жизнь на десяток-другой жизней врагов. Оставаться прикрывать отход и задержать врага, сколько сможешь. У этих случаев одна и та же общая черта – к вам это никак не относится.

Героические смерти действительно бывали – если бы Крестовский стал артачиться и утверждать, что нет, она бы ударила его во второй раз, не позволяя обесценить поступки тех, с кем её объединяло небо. Важно было то, что к такому геройству никто намеренно не шёл, просто поступал, как надо, в нужный момент. И уж точно не ставил это целью.

Лея выдохнула прямо в чужое лицо, только хмурясь – её лицо не так сильно искажали гримасы ненависти, злости, чего угодно. Потому что, когда она злилась, ей нужна была холодная сосредоточенность, уверенность в собственных силах и, быть может, немного тишины. Лея не превращалась в зверя лицом, но поступками была, возможно, ещё страшнее.

Тёмную сторону Луны невозможно увидеть с земли.

– Но вы успели натворить дел, и это всё ещё ваша ошибка, месть или нет, вы не имели на это права. – отчётливой скороговоркой выпалила она, не пытаясь отстраниться, – Я взорвала бы чёртов Магдагачи, если бы там был хоть один причастный к смерти «Чайки-один», но я была бы глубоко неправа и никогда бы себя не простила. Потому что мы на чёртовой войне, и мы должны подчиняться её правилам.

Ей хотелось спросить, знает ли он, сколько раз она убивала людей своими собственными руками, а сколько – косвенно, принося приказы, которые тоже включали в себя смерти. Хочет ли он знать, что тех, кто пал от её руки – она защищалась, не больше – она продолжала уважать?

– Я не трогаю ваш батальон. Я трогаю только вас. – чистейшая правда. Ни на минуту, даже в мыслях, Лея не ставила целью оскорбить Красноплечих. Била словами она только одного из них. – Потому что у нас ваше безразличие и пустота уже стали бы причиной нескольких смертей. Мы слишком дорого обходимся Империи, чтобы позволять командирам сдаваться. Даже не нашим. Я хочу увидеть, что вы пришли в себя, ожили и перестали хныкать по потерям. – Лея выговорила последнее буквально по слогам, как будто говорила для маленького ребёнка. – Хочу, чтоб вы научились разделять личное и военное. Хочу, чтобы вы даже мысли о том, чтобы сдаться, не допускали. Это ваши люди. Ваши дети. Память о вас. И вы отвечаете за них, вы не должны позволять себе превращаться в мешок с дерьмом.

Лея помолчала, смотря на чужую красную щёку. Глаза она упрямо не замечала.

– Я обязана жизнью вашему батальону. Я возвращаю долг.

Отредактировано Leah Eastwind (2016-10-23 12:15:44)

+2

8

- Да.  Только никто не думает о героизме в такой момент. Просто делают. - Алекс не возражал и за его словами стояла память, которую он не озвучивал. Зачем? И так им двоим все понятно. Лея была права, но Алекс не называл это героизмом, хоть и не знал, как назвать. Это было просто тем, что надо делать. И ему надоели слова, которыми это оснащают те, кто выжил, особенно те, кто к этому человеку не имел отношения. Потому что они-то больше всего и любят говорить о героизме и подвигах, наплевав на все, что их не устраивает в "красивой" истории. А на деле это почти то же самое, что поливание грязью в газетах теперь. Но это было не главным. Лея сделала самое важное - заставила его начать думать о том, о чем не хотелось, но было надо. Признать неприятную, болезненную правду. Все вставало на свои места - Ольга в его сне, неожиданные воспоминания о ней - приятные или не очень, но все - до недавнего времени скрытые. Как будто бы она присоединилась к этой выволочке, чем-то похожая на Лею, когда злилась.

- Я и не прощал, Лейка. Потому что даже если бы правила и позволяли, решение все равно будет твоим. Мне вбивали в голову понятия о чести русского офицера, о правилах войны с детства, и черт дери, я верил в это, понимаешь? И все равно отбросил это тогда. - С горечью констатировал он, но без злости или попыток оправдаться, - Тут обратный ход не дашь и не сделаешь вид что "один раз оступился".

И всегда будешь помнить - ты можешь так поступить. В любой момент. Если, конечно, не поостережешься. И путей два - либо принять это и покатиться по наклонной, либо сдерживать изо всех сил. А может быть - ни то и не другое. По крайней мере, второй путь Алекса не довел до добра, а первый до сих пор был противен. Было ли третьим то, что он делал?

- Но это помогает. Когда все против того чтобы следовать правилам у тебя отличный повод это сделать вопреки. Сделать больше этого. - Только сейчас Алекс улыбнулся. Чертов маньяк Сильва и та дуэль, судьба Фэйт Уоллер, картошка китайцам - глупо, нелогично, но каждый раз он чувствовал себя как-то лучше. Почти как тогда, когда Лея вовлекала его в свои дурацкие выходки. Как тогда, когда была жива Рыся. Как в детстве, когда вытворял всякое, не думая о лишнем. 

Лея опять попала в точку, только не совсем больную - может даже приятную. Порой грустную, порой веселую, порой не пойми какую. Да, он понял что она не про батальон, по крайней мере целью не ставит. Но не в том дело. В другом. Она все верно сказала. И он сам не заметил, как назвал имя, которого старался избегать. Как голос из злобного становился почти нормальным, незлым. Но все же - другим. Что он держит ее не так уж и грубо, хоть и крепко.

- Оля однажды сказала, что существование этого батальона оправдано уже тем, что Наташку не заберут отсюда в детдом. Когда мне впервые пришла в голову мысль все бросить, я вспомнил это. Больше не приходила. - Алекс усмехнулся, насколько же все было просто. Даже произнести это имя как раньше, не стыдясь ни тепла, ни горечи. Но что тогда шло не так до сих пор? Что, черт дери? Может быть потому, что он и правда мешал все в одну кучу, пытаясь усидеть на двух стульях одновременно.

- Большие у тебя запросы. Еще скажи - вот прямо сейчас все и сразу. И ведь сделаю. - Он знал, что  слово "постараюсь" будет худшим выбором из всех. Нет никакого "постараюсь", делай или не делай. И пока ты делаешь, ты прав. Вот просто прав, без высокоморальных рассуждений. Со всеми своими ошибками - пока помнишь, что и ради чего делаешь. Но ему понадобилась Лея, чтобы ткнуться в это носом. Почему? Почему в мутной пелене последних дней он - точно помнит - звал во сне ее, а не кого-то еще? Он не знал. Жаль что уже не будет времени поискать ответ, остался какой-то час или больше до того как каждый пойдет своей дорогой.  И ему больно от того, что она уйдет. Неважно, что она его отчитывает, Алекс был бы не против терпеть это. Господи, да с кем из своих близких он не ругался? Причем чем ближе - тем сильнее. Если по этой шкале судить в обратном порядке, то получается очень интересный вывод.

- И как тебе это удается, а? До сих пор не пойму, дура ты или гений. - Крестовский не смеялся и не злился, и в голосе было тепло, - Но уж точно лучшее, что свалилось мне на голову в эти дни. Принято к исполнению, Иствинд. Как ты там говорила? Переходим на следующую фазу. Начинаем, черт дери, жить.

И ведь не врал. Ни себе, ни ей. Как же все, так вас и так, оказалось просто. Нет, не все. Будет еще много всякого, но надо было принять решение от души и сердца. А ей он врать не мог. Особенно в положении "один шаг до объятий", которое почему-то казалось правильным, а не глупым или неудобным.

Отредактировано Alex Cross (2016-10-25 19:19:20)

+1

9

Кажется, градус неадеквата ситуации стал потихоньку спадать – Лея постепенно остывала, высказав всё и не причинив тяжких телесных повреждений, она уже чувствовала усталость. Лея так и жила: ярость, вспышка, прогоревший пепел. Или не ярость – неважно. Всегда был тот же отходняк, что и после боя, чуточку слабее, правда. И сил уже нет, и думать не хочется. Только Лея всё равно думала: с сомнением оценивала события последних дней: это как, нормально, что она уже успела грохнуть одного человека, пригрозить оружием второму, довести до истерики третьего? Не прошло и месяца с того дня, как ей пропороло живот, а событий случилось больше, чем за год. Причём тех, которые были ей вовсе даже чужды.

– Мне ничего не вбивали.

Лея осторожно выпрямилась, убирая руки с чужих плеч.

– Правила можно придумать самому. Отвечать за них всё равно придётся только тебе.

Кто-то когда-то сказал, что все убитые тобой остаются с тобой навсегда. Может, это был даже не мудрец, может, просто кто-то знакомый. Факт в том, что остались. Остался. Других-то она, если подумать, никогда не убивала так. Да и сколько раз это было? Один-единственный? Тех людей она не знала, а с этим провела пару часов. Думала, что они могут подружиться, пусть и через скабрезные шутки Леи о цыплятах. Как сильно должна была пошатнуться её уверенность в правильности выбора, если бы она жила по принципу Крестовского?

– Значит, сделайте. – Лея прикрыла глаза, давая себе минуту отдыха. – Вы и так затянули с этим. Это надо было сделать ещё тогда, когда я спёрла всю бумагу в штабе.

Как же это было давно…

Похоже, пропасть пролегла не только между ней и фельдъегерями – почти та же пропасть отделяла прежнюю весёлую Лею от Леи нынешней, чуточку более сдержанной и осторожной. Тогда она ещё верила в то, что у неё будет отпуск, сейчас – знала, что её так просто не отпустит прежний уклад жизни. И, значит, ей пора вылечиться, чем бы это ни грозило. А дальше будь что будет. Она всё решит и со всем справится.

Лея машинально почесала шрам на лбу, который снова зазудел от нервных переживаний.

– Я – неведомая фигня, которую пора лечить. И добрый доктор уже прибыл, и фигня к транспортировке готова. Скоро у вас всё будет так, как было раньше. Передайте чукче, пусть не приходит прощаться. – Лея вздохнула, снова открыв недовольные зелёные глаза, – И вообще, пусть лучше никто не приходит. Наташка и Тариса слёз напускают, превратится моё прощание в цирк. Хватит с меня прощаний за последний месяц.

+2

10

Как же по-дурацки чувствуешь себя, когда руки чешутся что-то сделать, а делать-то и нечего. Или есть выбор, но идиотский.Момент, когда он еще мог дать Лее затрещину, прошел - вместе с той Леей, которая на это нарывалась. Алекс мог сколько угодно делать глупости, но  перепады ее настроя чувствовал как-то. Тогда, перед ее полетом. В вертолете, когда подбирал нужные слова. И на крыше, когда схватка закончилась и Иствинд выбросила белый флаг только тогда, когда сама захотела, когда они двое были сами от снега белые.

И зачем он это вспомнил? Весь ход мыслей пошел к чертовой бабушке. Правила - да знал он про правила, знал. Вся-то и разница в том, что сначала он принял чужие, потом выкинул, а потом собрал новые из осколков старого и из чего под руку попалось с закономерным результатом. Было Лее легче? А кто его знает. Никто не знает, и толку от взаимных объяснений ноль. И не надо. Не нужны ему чужие правила, а ей тем более. У нее свои, в которых есть место похищению бумаги и закидыванию снегом полковников.  Ох черт. Вопреки всему, Алекс улыбнулся, вспоминая - улыбнулся как тогда. Логика и Лея в одном месте не уживались. Он в паршивом состоянии, разболтался, чуть не  пропал вовсе - и все равно дурацкая улыбка на лицо лезет. Все равно внутри тоска берет от того, что недолго ему это лица видеть, а уж тем более - ее тяжесть чувствовать, пока она его вместо скамейки пользует, как будто не живой мужик с рефлексами, а бревно. Поправка, в чем-то она права, он то еще дерево. Но пусть доводит, только бы не уходила. И не потому вовсе, что ему нужна ее помощь.

- Уникальный случай рекорда по идиотам на единицу площади. - Усмехнулся он, пытаясь как-то поудобнее устроиться под Иствинд и обдумывая, как бы сменить позицию,  - Ох и рожа у меня была, а? Стоило того.

Возрадуйтесь, врачи - командир свихнулся и чувствует себя отлично, готов в любой момент повторить все те похождения, вплоть до медпункта. И уехать в дурку, только как уехать, если ты уже там живешь?

- Я-то передам, но без гарантий. Захотят - явятся, обалдуи. И без слез обойдутся, я знаю. - Неожиданный, почти как у Леи, переход с дури на серьезность человека, знающего, о чем говорит. Может дажде лучше, чем хотелось бы. Алекс знал, что наташкины слезы в батальоне из живых разве что он и видел. А Тариса и Садао - это диагноз, не лечится, им в одном взводе самое место. Как там в стишке? "Жил мужчина сумасшедший с сумасшедшею семьей..." - вот это про нас, кретинов. Крестовский посмотрел на открывшую глаза Лею. И откуда такие берутся? С Луны падают, не иначе.

- Дырку в тебе лечить надо, а тебя саму - дохлый номер. И не надо. - Поскольку все равно он не менее безнадежный случай, да и нарпоминало все некий "сон" (Привет, Совесть - интересно, многие ли клялись свою совесть пытать, насиловать и убить?), Алекс себе не стал ни в чем отказывать. Притянул к себе эту зеленоглазую аномалию Вселенной, чтоб не вырвалась, так, чтобы тепло почувствовать, дыхание, чтобы никогда уже не забыть, в ухо выдохнуть тихо, но четко:

- Скучать по тебе буду. По всем выходкам твоим, по глазам бесстыжим.

0

11

Лея озадаченно наблюдала за сменой настроения объекта – то дурацкая улыбка, то бесенята в глазах, то такая же озадаченность. На пару минут она даже поверила, что, кажется, что-то в полковничьей голове сломала. И что это ремонту теперь не подлежит, полковник поехал основательно и безвозвратно. Это самую чуточку больше плохо, чем хорошо, потому что, когда что-то в отношении к жизни ломается, нужны новые винтики и шестерёнки, чтобы выстроить всё заново. Не у каждого получается.

– Ещё пара таких мужчин на моём жизненном пути, и я переключусь на женщин. – почему-то очень серьёзно сообщила Иствинд. – Мне слишком часто приходится прибираться в чужих головах после баб, и это утомляет.

Она сделала свой выбор после смерти Кулушевой – не дать памяти о ней умереть – но на деле просто заняла её место, только по-своему. Не мамочка эскадрильи, но человек, которому до всего есть дело. Человек, который не пройдёт мимо и наведёт порядок, даже если жертва отбивается. Яшка была мягче, чем она, но она точно так же была неравнодушна. И дело её жило. И будет жить, если Лейка вернётся назад и возьмёт новое звено.

Молодых курсантов под Питером обучать, например, чем не занятие? Таскать им еду, отучать от кусочничества, быть строгой, но справедливой – такая картина жизни её устраивала. Открыть кому-то дорогу в их трудное дело, почему бы и нет, раз так сложились обстоятельства?

– Стоило, но не рожи ради. Знаете, товарищ полковник, какой самый страшный грех в воздухе? – Лея покачала головой. – Равнодушие. У нас как было – Юрка в прошлом году по маршруту шёл. Маршрут простой, путь домой практически, от границы уже далеко, никаких военных столкновений, чистая бытовуха для нас. Стандартные переговоры в эфире, причём не наши – мы-то молчим, по большей части. И тут фразы нетипичные идут: запрашивает пилот позывные аэродрома, который бог весть где, а он-то тут, ему до этого аэродрома чесать и чесать. На вопросы отмалчивается, поганец, стыдно ему признаться, что блуданул. Вытряс Юрка, правда, из него это быстро, по пеленгам прикинул, где он, остаток топлива затребовал – а времени-то отправлять его куда-то ещё уже и не было, другие борты – тоже зашевелились после чужого внимания – предлагали, но не подходило. Садить его пришлось чуть ли не к нам, наши, кому график позволил, сопроводили до места  – мы тогда на аэродроме «гостили» у другой части. Вот туда он и плюхнулся, на пробеге двигатели у него от недостатка топлива встали. Да, проверяли его потом все, включая наше ГСБ, командование приехало даже, то, сё, пятое, десятое, отстал этот борт от группы. Казалось бы, нам-то какое дело до этого потеряшки? Мы к его части отношения не имели, лезть к нему тоже не обязаны: секретные же. Юрка, вмешиваясь, больше всех рисковал. Ведь он, по факту, привёл к нашему расположению того, кем там и пахнуть не должно было. Но, плюнь бы он на этот борт, был бы у кого-то полный рот земли. И не факт, что при жизни. Равнодушие – это такая херня, которой в воздухе быть не должно. На земле – можно, это уже совести вопрос. А в воздухе – вопрос жизни и смерти. Чёрт, история долгая, но вы ведь поняли, почему мне не наплевать, а?

Истории историями, конечно, но контроль над ситуацией был утрачен. Лея цыкнула – живот от подобных «нежностей» снова напомнил о себе тупой болью. Уху было щекотно, щеку колола дурацкая щетина, сама Иствинд распласталась по поверхности, как придавленная лягушка.

– Не ждите чуда, чудите сами. – парировала Лея, не пытаясь отбиться. С ситуацией она даже смирилась. – Веселитесь. Люди – они в наших головах живут. А скучать – это то же самое, что и раньше, только теперь в мой адрес. А без привязанностей вы можете, полковник?

+2

12

Крестовский, только улыбнулся, услышав про женщин. Видимо, Лея не подумала, что в таком случае убираться придется не меньше. По крайней мере, долетавшие до него отголоски внутрибатальонных разборок подтверждали это.

- Ты еще скажи, у баб в головах прибираться не надо. - Хмыкнул он, особо не настаивая. Даже Коваленко признавал, что лезть женщине в голову - занятие мазохистское и близкое к психическому самоубийству, причем, кажется, особенно охотно стал это признавать после знакомства с Иствинд, которая сама кому хочешь в голову влезет и перевернет там все вверх дном, чисто интуитивно попав куда надо. Интересно, а у кого она до него "прибиралась"? У того парня из ее команды? Алекс почувтвовал в себе долю раздражения, но забыл об этом, слушая историю - одну из тех, каких он сам мог немало рассказать. Другое поле боя, другие проблемы - но через все пробивается единая суть. Ты пропал не тогда, когда натворил дел - ты пропал, если тебе плевать, если боишься, как бы чего не вышло, если ты кому-то поможешь, просто потому что ты можешь это сделать. Он ведь мог наплевать на тот автобус, предоставив школьников своей судьбе, авось бы и не вляпались, Новикова могла наплевать на тех бразильцев и не обзывать из-за этого Боту "лысым старым козлом" (а Алекс - не заступаться за нее) и они бы не нарушили "правила". Только это было бы хуже даже, чем его недавнее состояние.

- Понял. Да и на земле так бывает. Мы тоже не должны были никого вытаскивать из Дамаска, но все равно набили самолет под завязку  детьми и ранеными, не спрашивая, кто там кто, а пилот согласился пойти с максимальной загрузкой и сделать вид что это все мои люди. Мы еще потом с Новиковой спорили, кто из нас пойдет на промывку мозгов в штаб, я выиграл. - Алекс не хвастался, но, как бы это сказать, о таком говорить было не стыдно, - Им бы там кранты, когда британцы вошли в город, вот и весь сказ.

Да, так это и бывает - ты просто знаешь, чем все обернется и понимаешь, что шли бы к черту неприятности, просто надо сделать что-то, если есть возможность, а порой, даже если ее нет, как-то извернуться. Он обнял Лею как-то поудобнее, потому что не душить же ее таким неудобным способом? Да и не говорила она уже такого, за что душить стоило, хоть и могла, ох могла. Крестовский только растрепал ей волосы, как тогда, в вертолете. И не мог сказать что в этих объятиях нет ничего такого, напротив, чувствовал себя, как нормальный здоровый (ну, в принципе - так-то и дурной, и в паршивом состоянии, но все же функционирующий) мужчина в таком положении. И все же достаточно пришел в себя, чтобы не поднимать в мыслях вой о том, что это недостойно в его положении и надо бы убрать ее от себя подальше и вообще. Спасибо, один раз уже напридавался значения всему без разбора. Идите к черту со своим психоанализом, засуньте его туда, где солнце не светит. Или пообщайтесь часик с Леей бенз подготовки. Или даже с подготовкой, все равно не поможет.

Короче говоря, бывают просто сны, бывает и просто живая теплая девушка в твоих объятиях на больничной койке. Отъ...есь.

- То-то в головах потом убираться надо, после людей-то. - Подметил он, - А хрен его знает, что это. Надоели мне эти определения преждевременные. - Хмыкнул, - Знаю только, что это с тобой у меня выходит быть "как раньше". И шутки твои - сначала убить тебя хочется, а потом смеешься. И сделать больно так, чтобы полегчало, умеешь. Уж не знаю, как я это назову потом, но точно не глупостью.

Засмеялся:

- Могу. Только с ними веселее и от равнодушия убережет. Да и не знаю я, как к тебе можно быть равнодушным. Вечно то убить хочется, то расцеловать.

0

13

Лее пришлось поёрзать, недовольно мотнуть головой, поелозить коленями по кровати, чтобы обрести подобие комфорта. До поры она не вырывалась, хотя ситуация к этому располагала, причём, сразу с нескольких точек зрения. Неожиданные посетители были меньшим злом. Большим злом было то, что события последних дней располагали ко всему, чему угодно.

Правда, если закрыть глаза и постараться не слушать поток чужой откровенности – когда уже Крестовский поймёт, что, если Лея рассказывает что-то, она не требует ответных излияний душ? Нет, даже больше: не хочет. В любом случае, с закрытыми глазами, отвлечённо думая о чём-то своём, можно представить, что она сейчас с кем-то из своих. Нет, всё же Лисовецкая была неправа касательно беспорядочных связей, связи Леи как раз таки отличались удивительным порядком, потому что она ни разу не стала причиной неуставного мордобоя. Никакого собственничества. Только вечные поиски возможности выплеснуть гнев и стресс у всех и сразу.

Если подумать, злость на Женьку стихла, как только Лея поняла, в чём был корень этой злости – в том, что её вычеркнули. Воспользовались поводом, а не её прямым предложением. Эта удивительная двуличность двух милых врунишек – вот что обидело Иствинд, не больше. Но на их счастье она не злилась.

Если бы только они не поступали так глупо…

– После меня прибираться не надо, – Лея помотала головой, недовольно поморщившись – в таком положении чужая щетина только мешала. – Это мелочи, потому что я улечу скоро.

Интересно, он вообще понимает, что на этом пути Леи и Красноплечих расходятся?

– Это называется «мандраж», – со знанием дела пробормотала она в чужое ухо, подсунув ладонь под себя – прямо напротив тревожно бьющегося чужого сердца, – Прямо как при недостаточном давлении – хочется дышать ещё глубже, ещё больше и творить прочие глупости. Не поддавайтесь панике, следуйте выбранным курсом. Ух, сразу видно, что вы не из наших, раз такой ритм. – Лея слегка надавила на рёбра прямо через одежду, – С совестью не целуются, с младшими по званию – тоже. Это, знаете ли, дискриминация и немного шизофрения.

«Не наводи ещё больший бардак в своей голове, патлатый», подумалось ей. Про свою голову она не беспокоилась, ветер, дующий там, сносил всё лишнее, не мешая жизни в целом.

Наверно, ей повезло родиться с таким подходом к чувствам.

– Я не вернусь, полковник. Поэтому не заводите привычную шарманку.

+2

14

Можно сказать с натяжкой, что попытки придать видимость удобства их  положению были взаимными. Точнее, хотели они  примерно одного и того же, но с синхронизаций было средненько. Сделали все, что могли и образовался некоторый компромисс, когда все еще не очень удобно, но и не так уж плохо. Чем-то похоже на процесс налаживания отношений - идеал недостижим, но хоть что-то привести в норму пытаешься.

- Ты себя недооцениваешь. Не знаю как другие, а у меня теперь капитальная уборка намечается. Если не после - то из-за тебя. - Констатация факта. Придется сделать многое с собой, навести порядок в сумбурных мыслях, развесить портреты по стенам в правильном порядке, выкинуть мусор, вымыть окна, через которые видно всякую неведому фигню. Ну даешь, Крестовский, образное мышление появилось, хоть и дурацкое. И самоирония, ничем не лучше. Улетит она. Америку открыла. Он и так знал, что Лея не вернется, раз исчезнет сама причина ее появления, да и даже если нет, она окажется в более безопасном месте и незачем ей сюда лезть. Потому и хотел - что до критической точки, что после - провести это время с ней. Пытался ли он убедить ее если не вернуться, то?...

Сбила с мысли ее рука на его сердце. О да, теперь еще и игра в доктора. Мо-лод-цы. Что-то в ее словах было - может Крестовский и нашел бы себе иное применение, если бы рядом не было ее. Но она и была причиной, так что круг замкнулся. Вот только она не удержалась и сказала то, что не стоило говорить. Нет, уже по другой причине не стоило. Стоило фразе осесть в мозгу и наложиться на личный опыт Крестовского, который по большей части, не считая  юности, стабильно состоял из поцелуев с неравными по званию женщинами (целыми тремя, с одной из которых не было ничего!), как все сработало как угодно, только не так. Попытка сделать выводы привела к тому, что Алекс напрягся, пытаясь сдержаться, но все же нет, не нашел в себе сил.

Он смеялся. Нет, не безумным смехом, а скорее таким, когда ты изо всех сил пытался не ржать, а потом прорвало. Бывает, что так плачут навзрыд, или орут чушь несусветную с высокой горы, а вот бывает что смеются. Потому что перевал пройден и плевать на все.

- И...Ист...винд... Убь...ю! - Сумел он прохрипеть, когда чуть отпустило - Как конченый шизофреник, имею право.

Дернул горе-кардиолога Лею Иствинд так, чтобы в лицо смотрела. В лицо человека, который осознал свой идиотизм и ему от этого хорошо. Небритый, потрепанный, но глаза - живые, как небо после хорошего дождя, так сказать, свежепромытые. Алекс откровенно чувствовал, что, кто бы ни наблюдал за ними, он сейчас либо смеется, либо возложил ладонь на физиономию, да так, что до черепно-мозговой недалеко. Только если "он" надеялся, что у дури есть предел, то зря.

"Не ждите чуда, чудите сами." - Никто тебя, катастрофа самонаводящаяся, за язык не тянул. Если ему гореть за это в аду и отвечать в прокуратуре, то и ладно. Не задумываясь о подтекстах и морали, Алекс поцеловал Лею - крепко, но без попыток перевести это в глубокую фазу. Не маленькая, сама решит. В конце концов, она же не вернется. А память - останется.

http://s8.uploads.ru/DEzTp.png

Привычную шарманку он и правда не стал заводить. Тот Алекс, которого знала Лея, на такое способен не был - ну и дурак. Поступать так, как тянет, просто потому что перемкнуло в голове контакты - это стоит любых последствий и лучше слов.

Отредактировано Alex Cross (2016-11-03 03:30:23)

+3

15

Чужое сердце толкалось в ладонь так, будто собиралось вырваться наружу. Точно мандраж. Как у распоследнего курсанта, которого только что выпустили в его первый полёт. Собственное – для этого Лее не требовалось такого же прикосновения ладошкой – было не в пример спокойнее. Она уже давно не впадала в восторженный кураж от случайных объятий. Да и после вспышки гнева заново вспыхнуть – уже по-другому – сложнее.  Особенно когда ни разу не рассматривала этого человека как мужчину.

Не в её он вкусе, если у неё вообще есть понятие вкуса.

Постоянно люди всё делают наоборот. Говоришь им прекратить стесняться – доводят себя до поступка, который можно сравнить с предательством. Просишь не волноваться – волнуются. Советуешь не наводить ещё больший бардак в своей голове…

– Б...ь, – со смешанными чувствами пробормотала Лея за секунду до того, как её лишили возможности говорить. Остаток фразы «что это ещё за фокусы» остался во рту. Желание большинства людей всё делать наоборот здесь просвечивало особенно явно – хочет убить, но нет, выбирает второй вариант из предложенных. Получается, она опять всё сделала зря, бардак возвращён на привычное место. Совершенно невыносимый человек.

Ту, другую, ей не жалко, она не стоит укоризненным надгробием в мыслях Леи, не вызывает уколов совести, не воет на пару с «Колокольцевым» о том, как много Иствинд у них отняла. Совесть Леи молчит, хоть и не одобряет. С другой стороны, разве это – не лучший довод к её словам?

Не было никакой любви. Восточный ветер пришёл и смёл всё старое и ненужное, унёс пыль и перебил парочку старых тарелок. Добро пожаловать в обновлённую жизнь, полковник.

Все, кто о ней говорил в таком ключе, были правы – это поняла и Лея, прежде чем ответила без мягкости и податливости. Зло, голодно, чуть не кусаясь, в отместку за то, что её опять не слушали. Пусть и длилось это совсем недолго, пока Иствинд не вцепилась в чужие волосы и не оттянула полковничью башку назад. Похоже, это вообще был лишь отвлекающий манёвр.

– Остановимся на этом. – хрипло сообщила она, – Прости, полковник, я предпочитаю мужчин другого типажа.

Здесь, именно здесь, можно было бы помягче. Сослаться на швы на животе и «нестерпимую» боль. Объяснить, что он неправ, и у него шарики за ролики заехали. Вообще отстраниться и мягко избавиться от такой «нагрузки».

Просто Лея понимала, что конкретно в этом случае это так не работает. А вот прямое указание на чужие недостатки – возможно.

– Перестань дурить. – Лея покачала головой, на этот раз опираясь о кровать рукой – так надёжнее. Главное ты понял, теперь не надо менять шило на мыло.

+2

16

Все же ответила, хоть и так, что не знаешь. радоваться или нет. Поцелуй вышел с явнм подтекстом "сам напросился" и не слишком-то затянулся. Получился болью пополам, как и все, что происходило в эти дни, и было тут что-то весьма логичное. Еще одна встряска, заставляющая чувствовать себя живым. А сказать, получил ли желаемое, нельзя - не знал Крестовский, чего ждал. Просто знал, что у них совсем мало времени и не сдерживался. Что-то прошлое - живи на полную, раз завтра можешь сдохнуть даже не от пули врага, а от того, что экспериментальная или трофейная жестянка решит взорваться, разуплотнив тебя в процессе сакурадайтовым огнем до состояния кучки пепла, которую лопатой закинут в гроб, просто потому что катапульта не всегда срабатывает, если вообще присутствует. Со временем это смазалось, Алексу везло как заговоренному и единичные случаи потери машины заканчивались ерундой. Удача? Может быть, если считать, что она бывает. Только вот есть одно правило - в удачу нельзя верить. Нельзя верить, что тебя бережет бог или черт, ты всегда ставишь на кон свою жизнь, а часто еще и чужие. Страх? Как бы не так. Наоборот. Это дает сделать то, что сознательным решением в голову не придет. Как сейчас.

Он просто чувствовал, что делает нечто естественное и даже привычное, что жизнь стала чуть более непредсказуемой. Прилетит ему за это по голове, или нет, неважно. Он снова не шарахается от каждой тени, а пробует мир на прочность. И что, для этого надо было  дойти до точки и признать это?

Пока не прилетело, Иствинд предпочла заявить, что он не в ее вкусе, вызвав взгляд, в котором читалось "Ау, ты серьезно?". Да здравствует тотальный сюрреализм. Ну или то, что после одного огреха от тебя будут ждать чего-то в том же духе. Алекс даже не знал, задевает эта фраза его, или нет. Эй, Иствинд, а кто это только недавно говорил мне не называть любовью что ни попадя?

- Да и я тебе предложение не делаю, - Фыркнул он беззлобно,  с улыбкой на слегка пострадавших от ответной "ласки" губах, - И про дурь - вот уж кто бы говорил, а?

Честное слово, такого умения перелетать на ходу с дури на серьезность он не видел еще ни у кого. У кого-то есть постоянный уровень дурачества, кому-то нужен повод, но Лея хронически пребывала на своей волне, независимой от окружающих. И при этом - не сумасшедшая. Тонкий писк интуиции - что-то принципиально важное он о ней не знал. Возможно, и никто другой не знал и не узнает. Жаль. Но может быть и к лучшему.

- Я-то думал, уже никогда не буду так смеяться. А оказалось, кое-кто был прав. - Усмешка странная, что-то свое, личное за ней, о чем даже Крестовский с его склонностью к откровениям, не пытался рассказать даже Лее, даже сейчас. Он и сам теперь кое-что видел иначе, как будто и правда в доме его души устроили тотальное мытье окон. Разобраться бы еще, что видно, а где солнце слепит глаза - или луна обманывает.

- Слова назад не заберу. Скучать буду, хоть и с улыбкой. - Что-то в нем изменилось, успокоилось вместе с сердцем, которое хоть и было от нормы далековато, но и не пыталось сорваться вовсе, - Раньше не знал, что в небе летает, теперь знаю - ты.

Он знал, что его уже не подкосит расставание, знал, что многое, казавшееся потерянным, вернулось на место, но знал и то, что будет ждать еще одного выверта судьбы или просто возможности, чтобы снова посмотреть Лее в глаза. В конце концов, она им и сваливаться на голову не должна была, так почему бы судьбе не извернуться пьяной сороконожкой еще раз? Может и нет. Может и да. Не думай, делай. Круг замкнулся, вернув его к началу. А шило и мыло? Плевать. Пора бы уже самому решать, что есть что.

0

17

Иствинд ждала чего угодно – обиды, злости, длинных ругательств на тему её вкуса и наглости. Была готова к тому, что её сейчас сбросят и уйдут, не прощаясь. Даже подсчитывала варианты, как можно сгруппироваться в такой ситуации и куда лучше упасть, чтобы дожить до отлёта. Но, наконец-то, ситуация начала её удивлять, а не быть предсказуемой.

Если совсем недавно Лея считала чужой хохот признаком окончательного сдвига крыши, то сейчас она сама, коротко мазнув тыльной стороной ладони по губам, засмеялась – заливисто и абсолютно беззлобно. Надо же! На-до же! Он и вправду усвоил урок. Там, где особа с чуть более женским характером оскорбилась бы смертельно, Лея была довольна. У неё был преотличнейший повод смеяться по-прежнему. Искренне и счастливо.

– Мне надо было уточнить, – выдавила из себя Лея, когда приступ смеха сошёл на нет, но в глазах ещё плясали чертенята, – С вами, – она снова перешла на псевдоофициальное выканье, – нужно быть осторожной.

Сейчас, именно сейчас, она была по-настоящему довольна. Пусть полковник и дальше порет чушь, пусть говорит о каких-то возвышенных вещах, которые Лея даже не пыталась понять, важно было только одно: он понял главное. А, значит, она справилась и сделала то, что хотела – должна была. Можно было не волноваться, она и здесь сделала всё, чтобы никто не обвинил её в равнодушии.

– Восточный ветер поднялся. – бездумно пробормотала Лея самой себе. – Если бы я верила в знаки, я бы сказала, что впереди будет что-то ещё круче.

И правда, как не начать верить? Она умерла – но жива. Она по-настоящему совершила чудо, как тут не поверить, что грозная сила, сошедшая с книжных листов, не воплотилась в ней? Об этом Лея уже не говорила, оставив в себе. Как и многое другое.

Кто вообще мог похвастаться тем, что знает настоящую Лею Иствинд?

Лея знала, что это – прощание, и поцеловала горе-полковника сама. Без прежнего напора и злости, без попытки навредить. Почти так же, как она целовала тех, кто был ей хоть самую малость дорог. Чтобы загладить прежний укус и немного сгладить ситуацию в целом. Потому что прощай, Крестовский.

– Иди. – как только Лея захотела, она легко выскользнула из чужих рук и села на кровать, – Сгони бойцов в казармы и запрети приходить.

Она говорила это мягко и спокойно, так, будто бы говорила это вовсе не Лея Иствинд. Она очень хотела просто исчезнуть из их жизни, улететь вместе с ночным ветром. Чтобы завтра об её отсутствии напоминала только пустая палата в санчасти.

За окном ветер кружил снег. Лее хотелось верить, что он был восточным.

+1

18

Интересно, это через поцелуй передается? - Алекс глядел на смеющуюся Лею и на душе заметно легчало. Он чувствовал, внезапно, с ней общее. И он, и она не были дураками, но  по своим причинам отлично умели дурить. Просто у Леи это шло на пользу, а у него во вред. Но что-то поменялось и он, похоже, нахватался от нее правильной дури. Да и слушать ее смех просто приятно. Особенно если поводом стал сам полковник.

- Глубоко копнешь - всякое найти можно. - Он улыбнулся, чувствуя, что они пусть и ненадолго, но на одной волне и Алекс что-то ухитрился сделать правильно, хотя, хоть убей, не смог бы  четко сказать, что именно. Не то чтобы Крестовского стесняло подобное положение дел, так даже жить было в чем-то проще. Алекс улыбался, потому что это было самым естественным поступком сейчас. Жизнь продолжалась, в нее уже незаметно стучались те, кто был его семьей и хотел не заботы по обязанности и через силу, а просто чувства, что их поехавший родитель-командир где-то рядом и никуда не денется.

- Кто знает. Но если будет буря, мы будем встречать ее первыми, как обычно. - Готовность к большим проблемам без мрачности - еще одно новое. Не излишний оптимизм, а просто спокойная решимость, обещающая врагу серьезные проблемы. Правда, ее стер с лица поцелуй Леи, который, даром что не был таким глубоким, как прошлый, но на деле почему-то чувствовался сильнее. Может поэтому Алекс и не стал ее удерживать, неважно, успешно или нет. Но физиономия у полковника была скорее довольная - что-то в этом действии он понял правильно.

Время прощаться.

Они действительно сделали все, что нужно было сделать, остальное - будущее покажет. Он кивнул:

- Сделаю все возможное. Чистого неба.

Может летчики прощаются и не так, но плевать он хотел. Останься еще на минуту и испортишь то, чего они с трудом тут добились - немного согласия и понимания. Алекс уже почти вышел, когда пискнул коммуникатор. Полковник выслушал и проворчал без особой злости, но явно с настроем что-то все же утворить:

- Кого еще черти несут? Следующих - собью на подлете. - Махнул рукой Лее, мол, не бери в голову, это мои дела. Но не удержался - обернулся на пороге, коснулся рукой той самой неумелой косички (чем-то похоже на отдание чести) и хулигански  подмигнул, прежде чем выйти, словно оставив в палате набежавшие лишние годы:

"Залетай, ветерок."

Эпизод завершен

0


Вы здесь » Code Geass » События игры » Turn VI. Turmoil » 03.12.17. Тебе жить, а мне - не очень