[indent]Ни одно живое существо не прошмыгнет в штаб Легиона без ведома службы безопасности: ни в просыпающемся гомоне рабочих будней, ни по вечернему сумраку предпраздничных дней. Но Алина с официальным пропуском в кармане, крадущаяся по безлюдным коридорам общежития, чувствует себя не иначе как незаконно проникнувшей, а перед этим прилюдно униженной и выставленной за дверь. Она оборачивается на каждый шорох и замирает, прислушиваясь к голосам где-то недалеко. Алина внутренне напрягается на каждом подъёме и повороте - она игнорирует лифт, чтобы не загонять себя в ловушку, стальной короб, извещающий о доставке готового блюда, оставляет шансы на отступление. Сегодня по коридорам Кобра шарахается бледной тенью той себя, что месяц назад вышагивала по штабу с гордо поднятой головой, не избегала случайных встреч и ставила всех на место если не взглядом, а жестом. Будто бы по всем уголкам тем же дурным вечером разлетелась весть о её идиотской выходке и логично последовавшем бесславном понижении, ставшая сплетней номер один в Легионе. Детище, которое они должны были поднимать вместе с бывшими сослуживцами, гогочет и тычет пальцем в Алину, а у неё не остаётся даже сил на то, чтобы исступленно кричать, когда поленья под её персональным чаном с кипящим спиртом кто-то подкладывает заботливой рукой.

[indent]Но множество, имя которому "Легион", безлико. Хоть и тяжело, но Алина умеет стоять в одиночку под шквалом ударов и общества, и судьбы. Только свежая рана, целенаправленно нанесённая одним единственным человеком в самое сердце, никак не хотела затягиваться. И первый из повисших вопросов, что мучил Алину, был связан со Стасом и его возвращением. Ей не у кого было спросить о таком прямо, да и для чего? После тяжелой командировки в Питер: выматывающих допросов и рабочих дел, - кто в здравом уме променяет домашнее тепло и на рабочий кабинет? Алина не знала, чем Станислав будет глушить свою память, в чем или ком искать утешение, но ей очень хотелось, чтобы его вечера были такими же одинокими, как и её.

[indent]Второй человек, с которым Алина больше других не горит желанием столкнуться в штабе, - Вова, чтобы не объяснять, почему путь в очередной раз лежит мимо его постели. Одно дело сидеть у себя дома, другое - быть в штабе и не заглянуть. Кобра избегала Макарова после его возвращения и состоявшегося разговора. Тогда говорил лишь он, а она внимала и пыталась осознать основополагающие мира, что на самом деле её окружал. Женщине, спрятавшейся за щитом обиды после долгой разлуки, не требовалось менять тактику и оправдываться. Если он не спрашивал, о снятии с должности можно было и не говорить? Слишком много приходилось от него скрывать, и молчание было мучительным, а как разрубить этот узел Алина ещё не придумала.

[indent]И чтобы разобраться в себе, наплевав на возможные чужие планы в последние дни перед Новым Годом, Кобра без предварительного звонка спешит в общежитие за советом к тому, для кого не нужно придумывать миллион историй, чтобы скрыть правду. К тому, кто стал свидетелем её душевных терзаний и кому была прощена наглая ковбойская выходка. В этом порыве поговорить больше эгоизма, а бутылка пряного рома под курткой не тянет на новогодний подарок, скорее на естественный дружеский жест. Но разговор был обещан, и Алина, занося руку над полотном заветной двери, надеется, что хозяин дома. Если это так, то директор по безопасности Легиона знал о поздней гостье ещё до того, как раздалось три коротких стука. На КПП Кобра познакомилась с вводимыми новшествами, и ей не удалось, как обычно, пройти по одному лишь пропуску.

- Olá. Desculpa aparecer sem avisar, - португальская речь, словно само собой разумеющееся, слетает с губ Алины вместе с улыбкой, когда дверь наконец-то открывается.